Книга Разлом времени - Виталий Пищенко

Я преклонил колено:

— Госпожа, я лишь выполнил один из принятых на себя обетов…

— Встаньте, благородный рыцарь. Садитесь рядом, вот здесь, и мы побеседуем. Вы, наверное, слышали о тяжелой болезни, поразившей моего владетельного супруга. С тех пор нам не до празднеств, гостей в нашем замке тоже не бывает. Но вы приехали издалека, повидали много земель и наверняка свершили немало славных подвигов. Как вам удалось сразить этих ужасных оборотней? Муж рассказывал мне, что обычное оружие против них бессильно.

Я рискнул поднять на нее глаза, встретиться взглядом. Ничего страшного не было в ее бездонных светло-голубых глазах. Светилось в них обычное женское любопытство, а где-то в самой глубине таилось восхищение смелым мужчиной.

— Против оружия, посвященного прекрасной даме, не устоит ни один враг, — напыщенно произнес я. — Светлый образ моей возлюбленной не раз вдохновлял меня на подвиги, а благочестивая молитва позволяла разить врага без промаха.

— Вот как? — в голубых глазах хозяйки промелькнула усмешка: Благородный рыцарь так верит в помощь, получаемую свыше?

— Верю, госпожа, — чем-то мой ответ ее не устроил, знать бы еще, чем.

А может быть, я ошибаюсь, и в Ахр-Доруме была совсем не она? И я вновь повторил:

— Верю. Да и как не верить, если, по словам людей, только святая молитва спасла и вас от ужасной опасности.

В голубых глазах неожиданно появились черные точки, взгляд потемнел, стал жестким и угрожающим.

— Вы правы, благородный рыцарь! — в голосе прозвучала хрипотца. — Но мой брат еще будет отомщен. И очень скоро. Подданные позаботятся об этом…

Я вскочил и согнулся в поклоне.

— Могу ли я предложить вам в услужение свой меч, госпожа?

— Благодарю вас, благородный рыцарь! — она одарила меня нежным взглядом, в котором вновь плескалась бездонная голубизна.

Двери распахнулись, и в комнату, тяжело припадая на правую ногу, вошел человек. Был он высок и строен, рыжеватая бородка изящно подстрижена, одет щеголевато и со вкусом. Поклонился вошедший сдержанно — такие поклоны позволяют себе избалованные слуги, которым многое дозволено.

Баронесса повернула к нему недовольное лицо:

— Я занята, Рудольф.

Тот молча поклонился еще раз, но не сдвинулся с места. Баронесса помедлила и вновь повернулась ко мне. На лице ее было выражение деланного веселья.

— Ах, благородный рыцарь! Дела, дела… Из-за болезни супруга я вынуждена сама решать все вопросы. А наш разговор еще и не начался толком. Но ведь вы извините меня и немного подождете?

Я низко поклонился.

— Увы, госпожа. До захода солнца я должен исполнить обет.

Нужно было уходить из этого зала. Я чувствовал опасность, она усиливалась, стала почти физически ощутимой с приходом этого совершенно незнакомого мне Рудольфа, но откуда следует ожидать удара, я не знал.

— Значит, я жду вас сразу после захода солнца.

Это был приказ. Я еще раз поклонился и пошел к выходу. Уже у дверей меня догнало еще одно распоряжение:

— И не берите с собой оруженосца. Пусть отдохнет. Я выделю вам солдат для охраны. В городе в темное время бывает неспокойно… Рудольф, распорядитесь и немедленно возвращайтесь.

Как в тумане, не оборачиваясь, я прошел через анфиладу комнат. За моей спиной звучали тяжелые шаги Рудольфа, я чувствовал его ненавидящий взгляд, но не понимал причин.

Славомир поднялся со скамьи и, повинуясь моему знаку, пошел рядом.

Стало чуть легче.

— А это зачем? — тихо спросил ведун, когда четыре солдата пристроились следом за нашими лошадьми.

— Почетный эскорт, — хмуро отозвался я.

А сам подумал: «Точнее — стража».

— Узнал этого красавца? — спросил Славомир, когда мы поднялись в свою комнату.

— Какого?

— Того, что отдавал приказ солдатам. Нет? Следовало быть повнимательнее. Твой меч оставил на нем неплохую отметину.

— Мой меч? — не понял я.

— Вот именно. Правая задняя лапа у него повреждена.

— Уж не хочешь ли ты сказать, что он — вчерашний волколак? Но ведь в трактире он выглядел совсем по-иному! Когда еще был человеком…

— Сущность его от этого не меняется, — перебил меня ведун.

— Его я действительно не узнал, — признался я, — зато узнал высокородную баронессу Изабеллу.

И я рассказал Славомиру о встрече в замке. Лицо ведуна закаменело.

Беззвучной тенью он метнулся к окну, осторожно выглянул на улицу.

— Стоят, — негромко сказал он, — западня!

— Может быть ты уйдешь, — предложил я. — Тебя-то они скорее всего пропустят. А я как-нибудь выкручусь.

Если бы знать, что Славомир в безопасности! Клавиша аварийного возврата в мгновение ока перебросит меня домой. Но как убедить ведуна?

Славомир фыркнул и уставился на меня пронзительным взглядом. Хотел что-то сказать, но молча махнул рукой.

Вот и все. Остается либо рассказать ему все, а это невозможно, либо сидеть и ждать. Чего? Того, что произойдет. Потому что уйти я не могу.

— До вечера есть время, — примирительно сказал ведун, — хотя я совершенно не представляю, что можно сделать. Разве что выбраться через окно на крышу и попытаться уйти. Но это — на крайний случай… Идти во дворец тебе нельзя, тем более одному. Да и я, боюсь, многого сделать не смогу. Там — смерть. И здесь не отсидеться. Каргона пришлет слуг, и нас возьмут силой.

— Будем биться, — отозвался я.

— С кем? — почти простонал ведун. — Ведь она наверняка пошлет за нами людей!

А вот об этом я не подумал! Одно дело — уничтожать нежить, но совсем другое — обрушить меч на человека, вся вина которого состоит в том, что он честно выполняет свой долг. Я этого сделать не смогу, точно…

Солнечные лучи, попадавшие в комнату, теряли золотистый оттенок, наливались алым, затем багровым цветом. День катился к концу, подступал вечер, а за ним и ночь. Как тогда сказал Славомир: темнота — союзник нежити? Ведун сидел в углу, сосредоточенно изучая пол. Я не понимал, чего он ждет. Моя бы воля — давно попытался выбраться из окна, а там — будь что будет. Лучше шею сломать, чем это изматывающее ожидание.

Молчание становилось невыносимым.

— Ты знаешь, что было раньше на месте Эсгарда? — спросил я.

— Лес, надо думать, — недоуменно отозвался Славомир.

— Замок построен на месте более древнего строения, — возразил я.

— Откуда ты знаешь? — не поверил ведун, но ответа дожидаться не стал (да и не собирался я ничего говорить), а как-то внезапно ушел в глубь своих мыслей.