Книга Спасибо деду за Победу! Это и моя война - Алексей Махров

– Эй, парень! Игорь! – внезапно громко позвал меня старшина. – Подойди!

Ну и чего ему надо? Пробираюсь к Петрову, маневрируя среди деловито суетящихся ребят.

– Я так понимаю, что вы к эвакуации готовитесь? – спросил старшина, когда я присел рядом.

– Не волнуйся, ребята второй ходкой тебя заберут. Мы и своих-то не сможем сразу всех забрать. Кстати… – я поймал за руку пробегающую мимо Марину. – Сколько человек останется?

– Восемь! – не раздумывая, ответила девушка. Видимо, просчитала варианты заранее. – Пять мальчишек и три девчонки. Это не считая Бори и Славика, которые сейчас на постах. Ты ведь приказал их не трогать…

– Они там нужнее! Фашисты могут в любую минуту нагрянуть.

– Да я понимаю… – глядя в сторону, сказала Марина. – Но все-таки это два носильщика. Да братьев Караваевых ты куда-то отправил, и потом еще пятерых мальчиков. Хорошо, что трое вернулись. Были бы здесь все – мы, может, сразу бы всех раненых смогли забрать…

Я только скрипнул зубами – переигрывать поздно. Что сделано, то сделано.

– Так надо, Марина. Поверь мне! – с нажимом сказал я, стараясь заглянуть девушке в глаза.

– Конечно, так надо… – отстраненно ответила Марина, – я пойду? Дел много…

– Иди! – обреченно машу рукой и поворачиваюсь к старшине. – Ну, ты сам все слышал.

– Не переживай, парень! Командирское дело – оно такое… сложное! – серьезно заявил Петров. – Иногда приходится решать – кому жить, а кому умереть!

Блядь, а то я не знаю! Что он мне, как пацану, прописные истины вещает? Сколько я друзей похоронил…

…Держали мы как-то раз село. Сербское. А боснякам оно для чего-то очень сильно требовалось, и давили они на нас со страшной силой. Старались. Народу нагнали – как бы не тысячу, артиллерию подтянули – пару пушек да пару гаубиц. При том, что у нас чуть меньше сотни бойцов да три миномета. И даже при таком соотношении мы четыре дня продержались.

Только на пятый день понятно стало, что не удержать нам села. Мины кончились, патронов по сотне на ствол осталось. Еще немного – и поляжем все. А как поляжем – муслимы по нашим трупам в село войдут и жителям тотальную зачистку устроят. Собрался я тогда с сербским капитаном на военный совет, и решили мы: граждов вывести надо, а там и самим когти рвать. Решить-то решили, а как выполнять? Мужчин в селе нет, остались дети малые, старики, что еле ноги переставляют, и бабы… Им через горы в одиночку идти – смерть верная. Ногу кто подвернет на камнях – кто понесет? Или РДГ босняков просочится – перережут всех. И предложил я тогда капитану: он со своими ребятами граждов через горы поведет. Поможет, если кого нести придется, и прикроет в случае чего. Мы ему четыре часа даем – и за ним.

Перед рассветом они ушли. А мы остались. Четыре часа держались, потом еще час – для верности, а потом… Потом нам совсем худо стало. Припекло по полной. Половина домов уже в их руках, и похоже, что окружают нас. Мы в ответ и сделать ничего не можем – прижали нас огнем так, что головы не поднять. Еще чуть-чуть – и не вырвемся. А у нас три двухсотых и пять трехсотых. И всех вынести надо, даже мертвых. Потому как мы уже насмотрелись, что босняки с телами наших павших делают.

Собрал я тогда всех бойцов в кулак, и рванули мы на прорыв. Что удивительно – прорвались! Причем без потерь – настолько враг такой наглости от нас не ожидал. Но минут через двадцать они очухались, нам на хвост упали и не слезают, суки. И самое сволочное, что горы эти они лучше нас знают. Нам бы оторваться рывком, но с ранеными – хрен выйдет!

Тропка вьется, точно змея, у которой колики желудочные приключились. И все время в горку… Слышу – ребята дышат, точно кони запаленные. А это – первый звоночек. Еще минуток десять – растянется отряд, а потом… Потом последние просто ложится начнут. Вроде как лучше разом отмучиться, чем ждать, пока от натуги сердце не сдюжит… А остальные, на это глядя, рассудят: чем своих бросать, так уж лучше смерть всем вместе принять, чтобы не думали босняки, что мы своих оставить можем. Тут-то всем и придет пиздец. Подкрадется незаметно. И как мы жизни свои в последнем бою разменяем – никто никогда не расскажет. Домой весточку не пришлет, что, мол, не ждите сына, мужа, брата, отца… Потому как и не узнает никто, где мы, бравые такие, полегли.

Решения на войне надо принимать быстро… Выбрал троих: Димку «Мордвина», Степку «Шурика» и Володьку «Клюку». Фамилия у него Калюкин, отсюда и прозвище.

– Парни! Продержитесь пару часиков! – сказал я им. – Нам бы только своих догнать и трехсотых до лепил дотащить. Вы ж самые здоровые у нас. Бегом нагоните. Не на смерть вас тут бросаю, а на дело. Всего-то два часа и продержаться, а?..

Молчат. Вижу – боятся. А кому ж помирать охота? Ладно, поговорим по-другому.

– Тогда так, парни… Приказ простой: вон на том повороте – перекрыть тропу! Клюка – за старшего. Два часа держаться, потом догнать остальных. Приказ ясен? Вопросы есть?

Вроде и дело-то простое. Два часа горную тропу под прицелом подержать – плевое дело. Тем паче что у Клюки и Мордвина не просто калаши – ручники! Приказал я остальным ребятам патронами скинуться, гранаты им, какие были, оставили. Протянул Клюке фляжку свою заветную, в которой не водка и даже не спирт – коньячок! Держи, мол, Клюка, хлебни для бодрости, и парням своим дай, чтоб носы не вешали раньше времени. А он головой покачал и посмотрел на меня… Так посмотрел, что меня аж перекорежило. Я даже головой мотнул: чертовщина вдруг в башку такая полезла, что и не пересказать…

Смотрю, а Клюка мне руку протягивает. И говорит тихонечко так, чтобы остальным не услыхать:

– Не казнись, командир, дело такое… – потом усмехнулся и добавил: – Свидимся еще!

Велел Шурику и Мордвину гранаты-патроны собрать и потопал к повороту. Я ему все в спину смотрел, ждал – не оглянется ли? Очень мне надо было глаза его снова увидать. А он не оглянулся…

Только они за поворот ушли, поднял я остальных, и двинули мы дальше. Сперва шагом, чтобы отдышались парни, а потом – снова рысью. Все как на марш-броске и положено: рысью – идем, шагом – отдыхаем. Хорошо уже отошли, и тут эхо по горам раскатилось, запрыгало. Видно, наши бой приняли. Поскакало эхо по скалам, погремело и вроде как затихло. У меня и в мыслях худого не было: боснякам оно тоже не в радость снизу вверх на пулеметы лезть. Откатились назад, кто от встречи горячей уцелел, и перегруппировываются. А нашим время тикает: каждая минутка без боя им шансов прибавляет. Так что мы о ребятах особо не тревожились. Как выяснилось – зря!

Только думать мне про них тогда недосуг было: у меня три десятка лбов, которых из этой передряги живыми вытащить нужно. И желательно – здоровыми. К вечеру догнали сербов, вместе в долину спустились. А там танковый полк стоял, четырнадцать старых «полста пятых», да батальон стрелковый. В общем, граждов мы дальше отправили, а сами в глухую оборону встали. И принялись своих ждать.

Когда к следующему утру парни не вернулись – задергался я. Правда, недолго дергался – через сутки босняки нам «подарочек» спроворили. Подползли, суки, да и зашвырнули на наши позиции три головы. И вот что удивительно: у Шурика и Мордвина глаза закрыты были, а у Клюки – распахнуты широко, и словно внутрь тебя смотрят. Ушел я от ребят подальше и волком завыл. Долго выл. От горя, от тоски, от того, что не вернуть ничего, не исправить, не изменить… А вечером собрал своих самых-самых, сговорил еще с полдесятка царногоров, и пошли мы ответный визит вежливости делать. С десяток босняков тишком в ножи взяли, а четверых – к себе живьем притащили. И тут же, дела в долгий ящик не откладывая, расспросили: кто это к нам такой подарок закинул? И как ребят наших поймали?