Книга Наказание Красавицы - Энн Райс

— А рот у тебя достаточно мягкий, Тристан?

Зная, что не смею ничего говорить, я, смущенный ее вопросом, лишь осторожно покачал головой. Мои товарищи по упряжке выполняли вокруг меня какую-то работу, но я не мог толком разглядеть, что они делают. Госпожа уткнула меня лицом в траву — и я увидел перед собой спелое зеленое яблоко.

— А теперь твой аккуратный ротик будет осторожно брать по яблоку и относить вон в ту корзину. И не вздумай оставить хоть на одном следы зубов!

Она наконец отпустила мои волосы, и я тут же подцепил лежавшее на траве яблоко. Покрутив головой, нашел глазами корзину и потрусил на четвереньках к ней. Прочие невольники работали в саду довольно споро, и я поспешил нагнать их темп. Теперь, кроме юбки и туфель госпожи, я заметил еще и летописца, стоявшего недалеко от нее. Со всей рьяностью я принялся выполнять заданную работу, отыскивая одно яблоко за другим, нервничая и жутко злясь, когда не мог их найти.

Но совершенно неожиданно в меня водвинули всухую другой фаллос и, толкая вперед, вынудили бежать так быстро, словно пытались насадить на длинный стержень. Вслед за остальными я устремился в глубь сада, болезненно задевая гениталиями высокую колючую траву, быстро наткнулся на новое яблоко, подцепил зубами за черенок и, подталкиваемый фаллосом, поспешил к поджидавшей поблизости корзине. На бегу я заметил позади себя стоптанные башмаки своего «поводыря» — и вздохнул с облегчением, что это не один из моих господ.

Следующее яблоко я постарался уже найти самостоятельно, рассчитывая, что меня избавят-таки от этот жуткого приспособления, однако из-за него я то и дело спотыкался и не сумел быстро добраться до корзины. Так что злополучный фаллос так и эдак водил меня по саду, «помогая» собирать яблоки, покуда корзина не наполнилась и сбившихся в стайку рабов не погнали к другой группе деревьев — причем я был единственным, кого толкали туда фаллосом, и как бы я ни торопился, меня все равно подпихивали им вперед. При мысли, что мне одному он понадобился, меня бросило в краску. Острая трава нещадно задевала пенис и чувствительную внутреннюю сторону бедер — даже болезненно проходилась по горлу, когда я тянулся поднять яблоко. И все же я как мог старался не отставать от других сборщиков.

Когда же я увидел вдалеке силуэты своих господ, направляющихся к особняку, то невольно вспыхнул радостью, что они не видели моих затруднений, и продолжил работу с еще большим напором.

Наконец все корзины наполнились доверху, да и упавших яблок было уже не найти. Нам разрешили подняться на ноги и тесной кучкой погнали рысцой к конюшне, велев заложить руки за спину, точно связанные. Я надеялся, что хоть теперь-то из меня извлекут фаллос, однако он все так же направлял и подталкивал меня вперед, и я всеми силами старался не отстать от остальных.

При виде конюшни меня, не знаю почему, охватило нехорошее предчувствие.

Нас загнали плетьми в длинное, щедро застланное сеном помещение. Ноги там приятно проваливались в мягкую сухую траву. Всех рабов, кроме меня, собрали к длинной толстой перекладине, лежащей в четырех футах над полом и на приличном расстоянии от стены, заставив их опуститься под ней рядком на корточки. Затем каждому невольнику крепко привязали руки к этому брусу, выставив локти торчком, а ноги широко, до боли в паху, развели в низком полуприседе. Головы у них были сильно наклонены под доской, так что волосы закрывали раскрасневшиеся лица. Дрожа, я ожидал, что со мной проделают то же самое, — но когда осознал, что слуги как-то очень споро привязали остальных пятерых, оставив меня отдельно, меня прошибло потом от страха.

Меня снова заставили опуститься на четвереньки и подвели к первому привязанному невольнику, одному из первых в нашей упряжке, — могуче сложенному светловолосому принцу, который при моем приближении заерзал и завертел боками, пытаясь принять в этой весьма неприятной позе положение поудобнее.

Едва догадавшись, что от меня требуется, я на миг оцепенел в полнейшей растерянности. Мне невероятно захотелось скорее припасть к крепкому, налитому, лоснящемуся члену, оказавшемуся прямо перед моим лицом, и вобрать его упругую плоть! Но какую муку испытает при этом собственный мой орган! Я мог лишь надеяться, что впоследствии он меня простит.

Но едва я открыл рот, как конюх остановил меня, шевельнув во мне фаллосом:

— Начни с яичек. Омой их языком.

Принц застонал, подавшись ко мне бедрами. Подпертый в ягодицы фаллосом, я поспешил подчиниться — мой же друг тем временем готов был взорваться. Языком я коснулся мягкой солоноватой кожи, чуть прихватив губами мошонку и дав ей тут же выскользнуть, затем снова быстро прошелся по ней языком, попытавшись вобрать в рот яички, одурманенный этой теплой, с соленым привкусом, плотью. От моей ласки принц извивался и подскакивал, его необычайно мускулистые ноги судорожно сгибались и разгибались, насколько позволяло пространство. Я принял в рот мошонку целиком, то посасывая ее, то поглаживая языком. И наконец, не в силах больше терпеть, я чуть отстранился назад и, сомкнув губы на пенисе, принялся неистово всасывать его гладкую плоть, зарываясь в упругую пушистость лобковых волос. Я энергично двигался взад-вперед, пока не почувствовал, что принц колеблется в собственном напряженном ритме. Но когда сам он извергся мне в рот, мой разгоряченный член, свободно пляшущий в воздухе, так и не получил облегчения. Мне оставалось лишь жадно проглотить эту кисловато-солоноватую влагу.

Тут же меня оттащили от принца и поднесли ко рту плошку с вином. Дав полакать, повлекли к следующему ожидавшему меня невольнику, который уже изнемогал в размеренных движениях бедер.

Когда я добрался до конца ряда, челюсти у меня буквально ныли, глотку саднило, а мой собственный страждущий друг едва не разрывался от напряжения. Я был весь на милости конюха и жаждал от него хотя бы проблеска надежды, что мои мучения наконец закончатся.

Меня он тоже привязал за руки к перекладине, разведя ноги в том же крайне неудобном, унизительном полуприседе. Однако удовлетворить меня было, увы, некому. И когда раб-конюх оставил нас одних в конюшне, я разразился приглушенными стонами, в отчаянной беспомощности задвигав бедрами.

В конюшне мало-помалу воцарилась тишина. Остальные невольники, должно быть, задремали. Лучи позднего, катящегося к закату солнца, словно пальцы тумана, просачивались сквозь приоткрытую дверь. Я грезил об избавлении, и восхитительные видения посещали меня. Я видел лорда Стефана — как он лежал подо мной в ту давнюю пору и в том далеком краю, где мы с ним были еще друзьями и любовниками, пока не очутились, каждый своим путем, в этом странном, причудливом королевстве. Я видел, как прельстительное лоно Красавицы оседлало мои чресла и как касается меня рука то ли господина Николаса, то ли его спутницы…

И все эти сладостные образы только усилили мои плотские муки.

Вскоре я услышал тихий шепот своего соседа.

— Так всегда бывает, — сказал он сонным голосом. Вытянув шею, он немного покрутил головой, отчего его распущенные волосы свободнее упали на лицо, наполовину скрывая его от меня. Как и прочие невольники, этот принц был несомненно красив. — Кого-то одного заставляют ублажать остальных. Когда появляется новичок, это всегда достается ему. В другие дни выбирают по-разному — но кому-то одному всегда приходится помучиться.