Книга Беглер - Михаил Бабкин

Возвращался кадет к станции другим путём, через небольшой, но густой парк. Похоже, особой популярностью у горожан тот парк не пользовался: был он тих и безлюден. Хотя, скорей всего, Дастин попросту оказался в момент «пересменки» – когда гулявшие весь день пенсионеры и мамаши с детьми наконец-то ушли, а влюблённые парочки, местные хулиганы и непритязательные любители выпивки на природе ещё не подтянулись к своим облюбованным местам.

Кадет дошёл почти до выхода из парка – уже были видны близкие фонари на конной станции и слышны разговоры скучающих в ожидании пассажиров, – когда впереди от высоких кустов, растущих по обе стороны заасфальтированной дорожки, отделилась тёмная фигура. В свете поднявшейся луны Дастин без труда опознал одного из давешних цыган, тех, что купили у него коней: в руке бородач держал нож с непомерно длинным, хищной формы клинком. Намерения цыгана были понятны без слов; кадет вынул шпагу из ножен и, не уменьшая шага, продолжил путь. Цыган заступил парню дорогу, сказал негромко:

– Эй, чаворо, отдай наши деньги и мы разойдёмся по-хорошему. Ладно?

– Нет, – тоже вполголоса ответил Дастин, направив клинок шпаги в сторону противника и стараясь обойти разбойника стороной: кадет вовсе не собирался затевать ненужную резню, куда ножу до боевого оружия. – Не ладно. Только убив меня.

– Как скажешь, – ровно ответил цыган, – твой выбор.

В кустах за спиной Дастина зашуршало и в тот же миг что-то сильно ударило его под левую лопатку; спину и грудь пронзила невыносимая боль. Кадет глянул вниз: из груди торчало острие точно такого же ножа, какой был в руке у бандита. О втором цыгане парень, к сожалению, не подумал.

В голове кадета зашумело, в глазах померк лунный свет, и Дастин умер.

…Очнулся Дастин оттого, что у него невыносимо чесалась спина, под лопаткой, да и грудь с левой стороны словно блохи искусали. Кадет, постанывая от колющей боли в сердце, сел, с недоумением огляделся по сторонам: вокруг чернел безлюдный парк, в небе висела луна; издалека доносилось ржание лошадей. Где он находится, почему, и что с ним стряслось, Дастин не помнил. Нечаянно глянув на грудь, он увидел что куртка полевой формы измазана невесть откуда взявшимися серебряными потёками… тут память вернулась кадету. Полностью, со всеми подробностями.

Дастин вскочил на ноги – сердце уже не болело, – и первым делом проверил на месте ли оружие с сумкой. Увы, ни шпаги, ни денежной выручки у него больше не было; документы бандиты не тронули, да и зачем им казённые армейские бумажки. А шпагу они наверняка или унесли с собой, или зашвырнули куда-то в кусты.

– Так, – мрачно сказал Дастин. – Та-ак. – Судя по висевшей на прежнем месте луне, он был без сознания минут пять, не более. Пока раны не затянулись.

Мысль о том, что он воскрес из мёртвых, Дастину и в голову не пришла. Зато явилась другая – о том, что вряд ли грабители успели далеко уйти.

Кадет закрыл глаза, чтобы зрение не мешало выбирать правильное направление, внимательно прислушался и, по-собачьи часто дыша, принюхался: отчётливо пахло чужой грязной одеждой, давно немытыми телами, дымом костра. А ещё остро пахло его, Дастина, свежей кровью. Вот по этому невидимому следу, по запутанным дорожкам парка кадет и отправился, постепенно ускоряя шаг. Вскоре Дастин перешёл на бег: мало того, что запах усилился настолько, что невозможно было дышать, впереди стали слышны торопливые шаги грабителей.

Как и когда цыгане его выследили, Дастина сейчас заботило меньше всего: внутри него клокотала ярость, кадет был готов разорвать ворюг голыми руками, даром что у него не было оружия.

Дорожка круто повернула в сторону – за поворотом Дастин наконец-то увидел идущих впереди цыган. Один из них нёс под мышкой сумку с деньгами, второй шёл рядом: кисти его рук сияли отражённым лунным светом, будто их ненароком окунули в серебряный расплав.

– Эй вы, – окликнул своих убийц Дастин, – многих за свою жизнь порешили, да? – Оба бородача разом оглянулись. Остановились, повернулись к Дастину мрачными лицами, недоверчиво уставились на приближающегося к ним кадета.

– Чаворо, я же тебя убил, – удивлённо сказал цыган с серебряными руками. – Ты мёртвый. – Резко откинув полу куртки, он ухватился за рукоять испачканного серебряными пятнами ножа.

– Значит, плохо убивал, – угрюмо заметил Дастин и без какого-либо предупреждения кинулся в атаку, с голыми руками на двух вооружённых громил.

Время неожиданно замедлило бег: мгновения растянулись в секунды, а секунды стали долгими, утомительно медленными. Дастину некогда было удивляться произошедшему – цыган выдернул из-за пояса нож, очень быстро выдернул, но для кадета движения его были неспешными. Бородач лениво махнул перед собой клинком, ловя горло Дастина на лезвие, но парень без труда уклонился от стремительного удара и, подойдя к цыгану, наотмашь рубанул его по шее ребром ладони.

Ладонь кадета будто попала в вязкий, податливый студень: во все стороны брызнули ошметки мяса, а из того места, где раньше было горло, хлынул поток чёрной по ночной поре крови. Хлынул под бородой и через бороду.

Цыган, уронив нож, беззвучно рухнул на дорожку, обнял её, слабо поскрёб ногтями асфальт и умер.

Дастин повернулся ко второму – тот застыл словно в столбняке, с ужасом глядя то на парня, то на погибшего родственника. Кадет присел, брезгливо вытер руку об куртку впервые убитого им человека: лишать жизни ещё кого-либо Дастину больше не хотелось, ушла куда-то ярость, погасла.

– Остановись, мануш-демон, – раздался в темноте дребезжащий старческий голос, – пожалей, оставь мне хотя бы второго сына! – По дорожке, шаркая, к месту бойни ковыляла цыганка, та самая, которая торговалась с Дастином на рынке. – Мы не знали, кто ты, – горестно сказала она, становясь на колени перед убитым, – иначе никогда бы не связывались с тобой. Забирай свои деньги, обращённый в чалхе, и уходи, молю тебя!

– Откуда ты знаешь, что я – чалхе? – хрипло спросил, словно прорычал Дастин.

– Теперь вижу и знаю, – шёпотом ответила цыганка, глядя на мёртвого сына, – Ночь, полнолуние. Днём не видно.

– Скажи, старуха, – голос кадета постепенно становился прежним, – как я могу вновь стать человеком? Ты знаешь? Говори, или я оставлю тебя без сыновей.

– О том ведают только колдуны-отступники с их ужасной магией, – не поднимая лица, глухо произнесла цыганка. – Те, которые навеки сосланы в колдовскую резервацию, в Безумные Земли, в места столь далёкие и укромные, что путь туда знают только немногие, те, кому положено… Я – не знаю. Клянусь!

– И на том спасибо, – оскалился в безрадостной улыбке Дастин. – Дай-ка сюда деньги, мне пора, – кадет поднял тяжёлый взгляд на бородача, немедленно протянувшего ему сумку с деньгами. – И ещё. Я заберу нож, которым меня резали, я ведь с ним кровно породнился. А ещё возьму твою куртку, – он ткнул пальцем в сторону цыгана. – Снимай.

…На выходе из парка, неподалёку от конной станции, Дастин сунул поглубже в кусты свёрнутые в комок окровавленные форменную куртку и рубашку, надел на голое тело цыганскую одёжку. Спрятал в сумку трофейный нож, придирчиво оглядел себя – не светится ли где предательское серебро?