Книга Право первой ночи - Джудит Айвори

Он наградил ее совершенно неотразимой улыбкой, а в следующий миг окончательно смутил:

— Сдается мне, вы совсем не знаете мужчин. Вы и целовались-то с немногими.

Что за возмутительная...

— С одним, — неожиданно для себя призналась она. — С вами. — Кто дернул ее за язык? Теперь он наверняка подумает, что она просто никому не нужна!

Однако ничего подобного не случилось.

Мистер Тремор моментально изменился в лице. Он показался Эдвине растерянным, потрясенным. От улыбки не осталось и следа. Его голос звучал совершенно серьезно.

— Черт меня возьми! Вот так дела, мисс Боллаш! Это же такая великая честь, что вы допустили меня первого!

Его признание оказалось настолько неожиданным, что Эдвина поперхнулась собственным смехом. Она долго откашливалась, прежде чем снова обрела дар речи.

— Мистер Тремор, вам следует отказаться от этого выражения: «Черт меня возьми!».

— И чего вы прикажете взамен? — нахмурился он.

— Ну, к примеру: «Я поражен!»

Он расхохотался было, но старательно повторил:

— Я поражен! Верно?

Слова слетели с его губ с такой правильностью и легкостью, что Эдвина не раздумывая воскликнула:

— Да! — Потом смущенно потупилась и добавила: — Совершенно верно!

А в следующее мгновение у нее просто захватило дух. Потому что он прошептал:

— Это вы меня поразили!

Эдвина вскинула голову, подозрительно прищурившись, готовая дать отпор любой попытке себя одурачить. Мик Тремор стремительно входил в роль. Ей все труднее было вспоминать о том, что он не настоящий английский лорд, а всего-навсего крысолов из Корнуолла.

А ведь это только начало! Как ей избежать новой душевной боли? Как не поддаться его обаянию?

У нее пересохло во рту. Все тело горело, словно в огне. Эдвина сидела будто зачарованная, не в силах отвести взгляд от английского лорда, поднесшего ко рту изящную красивую руку и задумчиво гладившего необычайно пышные холеные усы — кажется, это у него вошло в привычку. Стоило ему взяться за усы, и он становился задумчивым... задумчивым и немного лукавым. Тут Эдвина вспомнила, какими мягкими оказались его усы, когда прикоснулись к ее губам.

Только этого не хватало! Эдвина потупилась, прижимая руку к груди. Пальцы отчаянно комкали ворот платья, то и дело натыкаясь на едва заметную искусную штопку. Старое перелицованное платье. Платье, купленное сто лет назад, когда она еще верила в то, что может найти себе жениха. Когда у нее еще были деньги и поклонники.

Забыла, о чем говорила? Да и не все ли равно? Ей следует взять себя в руки, а уж потом открывать рот. Она застыла, уставившись на тихо гудевший ксилофон, и с каждой секундой ей все сильнее казалось, что это гудение раздается у нее внутри, словно в груди задели некую сокровенную струну, заставлявшую беспомощно трепетать и содрогаться все ее тело.

Она и не заметила, как за окном стемнело. В черное стекло смотрела черная ночь. Только слабо мерцавший фонарь где-то на углу улицы напоминал о том, что за пределами ее лаборатории тоже есть люди. Эдвина никогда не засиживалась за работой так поздно. Ничего удивительного, что в голову лезет всякая чушь. Хватит с них на сегодня. Утро вечера мудренее.

— Ну, — сказала она, — пожалуй, довольно. — Эдвина поднялась со стула, но тут обнаружила, что ноги отказываются ей повиноваться. — По-моему, нам пора спать!

Господи, что она сказала? Нет, она не произнесла этого вслух, только подумала! Мистер Тремор потупился. По крайней мере так ей показалось.

— Я тоже считаю, что нам пора спать, — ответил он.

Эдвина растерянно хлопала ресницами, не в силах преодолеть судорогу в горле. Она хотела отругать его, но за что? Только за то, что он повторил ее фразу? Да, но при этом он имел в виду...

Что?..

«Нет, этого не может быть! Винни, сделай вид, будто ничего не заметила, сошлись на усталость и отправляйся к себе!»

Но она не могла двинуться с места, даже если бы речь шла об угрозе ее жизни! Охваченная странной непривычной истомой, она пылала словно в огне. Но ведь она оговорилась, не так ли?

Мистер Тремор тоже молчал и не шевелился. Благодарная ему за эту передышку, Эдвина постаралась взять себя в руки.

— Н-ну, да, мы действительно могли бы... — Она поперхнулась и закашлялась. В глазах вскипели слезы.

Она никак не могла отдышаться, и мистер Тремор решил прийти ей на выручку:

— Ничего, голуба, с кем не бывает! Подумаешь — обмолвилась. Ничего страшного. Я все отлично понял.

Их взгляды встретились. До сих пор привычная стеснительность не позволяла Эдвине толком рассмотреть его глаза. Уж слишком спокойно и открыто он на нее смотрел. Оказывается, его глаза были не просто спокойными — они были зелеными. Не светло-карими, как она считала поначалу, а ярко-зелеными, с темным ободком более густой зелени вокруг зрачков. Поразительные глаза. Новая черта в его облике, способная надолго лишить ее душевного покоя.

Похоже, крысолову удалось околдовать ее, словно девчонку из сказки.

Ну что ж, она не маленькая и не поддастся его чарам! Однако ее тело как будто взбунтовалось в этот вечер и вело себя совершенно возмутительным образом. Вероятно, из-за этой внутренней борьбы выглядела Эдвина совершенно несчастной, потому что мистер Тремор погладил ее по руке и сказал:

— Ступайте восвояси, голуба! Я даже не стану за вами подниматься! Все будет в порядке, Винни! Вы — молодец! Вам нужно только малость встряхнуться. А утром все будет прекрасно. Вы спуститесь в столовую, и я буду сидеть там чин-чином, а не отплясывать на кухне с Молли Рид!

Молли Рид? Неужели так зовут ее кухарку? Эдвина впервые об этом слышит!

На миг она совершенно растерялась. Как будто знакомый мир поплыл перед глазами, и привычные предметы стали принимать совершенно неузнаваемый облик.

Все, довольно! Пора убираться отсюда подобру-поздорову!

Но ей помешал Мильтон. Он возник в дверях и осведомился:

— Миледи, у вас все в порядке?

— Да. — Она взглянула на него с молчаливой мольбой о помощи.

— Миссис Рид отпросилась домой, — как ни в чем не бывало сообщил дворецкий. — Лошадь ее сына потеряла подкову. Я запер двери. Вам еще что-нибудь нужно?

Она молча покачала головой. Даже если бы ей чего-то хотелось, вряд ли Эдвина сумела бы вразумительно попросить об этом.

— Ах да, — припомнил Мильтон, — портниха прислала платья. Я оставил коробку на столе у вас в гостиной.

Эдвина кивнула, хотя не сразу сообразила, что за платья.

— Что за платья? — вдруг прозвучал чей-то голос, повторивший ее мысли.