Книга 22 июня. Никакой "внезапности" не было! Как Сталин пропустил удар - Андрей М. Мелехов

Надо сказать, что боевая учеба в 92-м ОАД продолжалась и в выходные и что офицеры уже несколько недель находились на казарменном положении (там же, с. 18). Добавлю сразу: со ссылкой на воспоминания К. Типпельскирха (бывшего начальника разведуправления Генерального штаба сухопутных сил Германии) историк Р. Иринархов ссобщает, что еще «10 апреля 1941 года Высший Военный совет под председательством Тимошенко решил привести в боевую готовность все войсковые части на западе…» («Красная Армия в 1941 году», с. 395). То есть вдали от семей мучались не только боевые товарищи Петрова, а все советские офицеры в западных округах. Вот что сообщил Петрову один из сослуживцев – Поздняков: «Наш дивизион, товарищ лейтенант, пребывает в состоянии напряжения. Сидим безвылазно. На занятия не разрешается уходить за пределы видимости. Оживление вносят только обеды да толки о войне. Каждый день какая-нибудь новость. То поляк пожалует из-за Буга, то немец напомнит о своем соседстве… находятся смельчаки, переправляются через границу вплавь и вброд. Раньше их задерживали и отправляли во Владимир-Волынский, а теперь перебежчики остаются в селах (это сколько же их в таком случае было?! – Прим. авт.). Рассказывают всякие небылицы: «Герман – то, герман – это…». Разумеется, не теряет бдительности и его политрук: «…немцы в нескольких километрах. Всякую минуту может начаться какая-нибудь провокация…» (там же, с. 22). И дались же им эти загадочные, так никогда и не состоявшиеся «провокации»… Поэтому, наверное, и боеприпасы хранились прямо в тягачах: ведь «…вообще в мирное время хранение окончательно снаряженных снарядов в тягачах, находящихся в парке, запрещается. В случае же боевых стрельб их получают со складов и доставляют на огневые позиции, где и удаляется смазка» (там же, с. 46). Заметим, что и в наши дни в мирных странах снаряженные боеприпасы в тягачах и танках не держат – опасное это дело!

А вот еще один характерный эпизод: наблюдатель в монастырском расположении дивизиона подает команду «Воздух!» и скоро над «молча смотрящими» советскими офицерами появляется немецкий биплан-разведчик «Хеншель-126». Пока он делает облет позиций дивизиона, личный состав прячется в укрытиях. Один из офицеров – младший лейтенант Гаранин – делает следующий («насмешливый»!) комментарий: «Через час немец проявит пленку и представит начальству доказательства наших «агрессивных» намерений… Подумать только, артиллерийские части проводят занятия даже в выходной день…» (там же, с. 25). Почему лейтенанту Гаранину пришла в голову лишь одна версия появления немецкого самолета-разведчика: будто немцы боятся агрессивных намерений советских войск?..

После этого – в выходной! – офицеры отправляются верхом на рекогносцировку – «изучать маршруты движения к районам огневых позиций и наблюдательных пунктов батареи»: любопытно, что для дальнобойных 152-мм гаубиц они почему-то назначены всего лишь в четырех километрах от границы. А заодно – «попутно заниматься тренировкой в подготовке данных»: иными словами, вести «виртуальный» огонь по целям на германской территории. При этом Петров подчеркивает: «А я, пользуясь биноклем, рассматривал немецкую сторону». Практически на той же странице он замечает, что тем же занимаются и сами немцы: «Требования по маскировке были особенно строгими и вызывались тем, что немцы вели постоянное наблюдение за нашей территорией» (там же). Попутно артиллеристы спокойно и безнаказанно посылают подальше «заносчивых» пограничников, которые попробовали было привязаться к рекогносцировочной группе: они никогда не видели буссоли. О чем говорит этот красноречивый факт? Да о том, что в приграничье теперь новые хозяева – военные, а они НКВД не подчиняются (и, к слову, относятся к ним без особой симпатии).

Наконец, вновь прибывшего лейтенанта знакомят с различными вариантами планов на случай начала войны. Основных вариантов два: в первом случае дивизион выдвигается к границе, в район выжидания и ждет, когда ему укажут, какие – уже присмотренные в ходе вышеупомянутых рекогносцировок – боевые позиции занимать. Во втором – немцы прорывают укрепрайон, «обстановка не позволяет занимать выжидательные районы» и противника приходится встречать непосредственно вблизи монастыря. Какой из этих планов был приведен в действие ранним утром 22 июня?.. Давайте забежим вперед – на с. 82: пережив первый артобстрел и налет штурмовиков, 3-я батарея выдвигается в район выжидания. В назначенные им районы выжидания направились и остальные батареи дивизиона. Ждать и отражать прорвавшихся немцев у монастыря никто не собирался… А спустя каких-то четыре часа после начала войны командир дивизиона сообщил, что со вчерашнего дня планы на случай войны существенно поменялись: теперь 92-й ОАД подчинялся не 15-му стрелковому корпусу, а «родной» 87-й стрелковой дивизии 27-го корпуса. Таким образом, «внезапное» немецкое нашествие привело к тому, что имевшиеся у командования 5-й ударной армии планы «обороны» пошли наперекосяк и их понадобилось срочно менять. Куда выдвинулся дивизион после получения приказа?.. К самой границе – на позицию в 15 километрах западнее от района выжидания. Там он и принял первый бой. К ночи 22 июня не осталось ни горючего, ни снарядов – большую часть орудий и тягачей пришлось бросить и отходить на восток. Говоря о предвоенных планах дивизиона, интересно отметить, что «во всех случаях командир батареи… не имел права открывать огонь» и что «едва ли не в каждом абзаце инструкция обращала внимание на склонность противника к провокациям и на те осложнения, которые могли повлечь за собой поспешные решения командиров»… (там же, с. 30). Подчеркнем, что то же самое требование – «не поддаваться на провокации» – красной чертой проходит практически через все инструкции и директивы командования РККА и РКВМФ накануне войны. И это при том, что, как прямо пишет Петров, «предполагалось, что началу боевых действий со стороны Германии будут предшествовать объявление войны и мобилизация» (там же, с. 60)… Зададимся вопросом: был ли хоть какой-то смысл в этом требовании? Мое честное мнение: если предполагать миролюбие СССР и агрессивные намерения Рейха, то никакого. В предыдущих подобных случаях агрессор – скажем, Германия 1 сентября 1939 года или Советский Союз 30 ноября 1939 года – так или иначе напали бы на Польшу или Финляндию. Ни полякам, ни финнам ничуть не помогли бы их сдержанность по отношению к «провоцирующим» агрессорам. А потому ни польской, ни финской армии подобных – абсолютно бессмысленных – приказов, инструкций и директив не давали. О предстоящих нападениях фашистских и советских захватчиков они догадывались и с какого-то момента практически открыто к ним готовились. И когда на них напали, то они – как могли и с разной степенью успеха и военной удачи – сражались со вторгнувшимися завоевателями с первой минуты, не спрашивая вышестоящих начальников о том, можно ли им защищать свою страну и самих себя. Тут же признаюсь: я не верю и в приписываемую Сталину, Жукову и Тимошенко (которые и посылали в активно готовившиеся к войне войска подобные двусмысленные бумаги) глупость. В их действиях наверняка наблюдалась логика. Какая? По-моему, они просто боялись, чтобы горячие головы в их собственных вооруженных силах случайно не пальнули первыми по «герману» и не скомкали тем самым столь давно и тщательно подготавливаемое мероприятие.

19 июня 1941 года лейтенант Петров в составе еще одной рекогносцировочной группы выезжает на границу. Ее возглавляет начальник штаба артиллерии 87-й стрелковой дивизии капитан Букштейн. В составе группы – командиры батарей и их замы из многочисленных артиллерийских частей дивизионного, корпусного и армейского подчинения (тут и 212-й гаубичный артиллерийский полк, и 197-й легкий артполк, и 85-й отдельный противотанковый дивизион, в составе которых сотни орудий и минометов разных калибров). «Задача – изучение местности и уточнение вопросов взаимодействия артиллерии с пехотой и уровскими частями» (частями Владимир-Волынского укрепрайона. – Прим. Авт.). В ходе совещания выяснилось, что для каждой батареи расписаны районы сосредоточения, огневые рубежи вблизи границы и вероятные цели – в том числе и цели «непосредственно перед укреплениями» и «в глубине порядков противника» (там же, с. 54). Артиллеристы добросовестно, пользуясь специальными таблицами, высчитывали, сколько снарядов понадобится «для разрушения дотов» – понятно, что немецких, а не своих. Причем делать это, судя по всему, они собирались не только с закрытых позиций, но и «прямым выстрелом» – так, мол, потребовалось бы не несколько часов, а «10—15 минут» и «в двадцать раз меньше снарядов». Такая вот интересная подготовка к «обороне»! Отметим: речь шла уже не о «вероятном противнике». Артиллеристам ставили конкретные задачи на поражение целей, находящихся на немецкой территории. Уверен: фактически в ходе рекогносцировки 19 июня обсуждались детали артподготовки и артсопровождения наступления 87-й стрелковой дивизии. Предлагаю запомнить это на будущее – когда мы будем вести разговор о планах командования Красной Армии. Сам же автор признается: «Теперь, после войны, вызывают много толков вопросы, связанные с силами наших войск, дислоцировавшихся в пограничной полосе. Но тогда все, кто присутствовал на совещании у дота, верили в то, что наши части не только в состоянии отразить нападение противника, но и перенести боевые действия на его территорию». В общем, то, что осмотренный ими во время совещания прекрасный бетонный ДОТ еще не был достроен и оснащен оружием, молодых офицеров нисколько не смущало: они не думали, что он понадобится… Историки часто недоумевают: почему СССР строил новые укрепрайоны «линии Молотова» прямо на новой границе? Напрашивается следующий ответ: лежавшая за пограничными реками земля уже тогда рассматривалась советскими генералами в качестве будущего предполья перед далеко не последней линией новых укрепрайонов – следующую, вполне возможно, строили бы уже на территории «освобожденного» Рейха…