Книга История моей смерти - Антон Дубинин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Лорд запретил.
Поняв, что такое мне сказали, я выгнулся в судороге горя. Но Гаспар не замолчал, ответив; он затворил за собой дверь, сделал пару шагов вперед и остановился, странно глядя на меня. Мне показалось на миг, что он пришел меня убить.
— Вставайте, сэр, — голос Гаспара, непривычный, низкий и глухой, доходил словно издалека. — Вставайте, одевайтесь. Я вас выпущу отсюда.
— Что?..
— Так, — сказал Гаспар коротко, ставя свечку. Он распахнул сундук и вывалил оттуда ком моей одежды, пока я недоуменно взирал со смертного одра. — Так, — продолжил он, вытряхивая из кучи какую-то рубаху и кожаные штаны. — Так, — сказал он и в третий раз, откидывая мое пропотевшее одеяло. Открылся я, голый, в одном грязном белье, скорченный, как морская креветка. — Подымайтесь. Помогу одеться.
— Я не могу… — выдохнул было я, однако же пытаясь приподняться на локтях. Как ни странно, мне это удалось. Как будто тело мое, услышав, что предлагается умирать без священника, решило выжить во что бы то ни стало.
Гаспар рывком поднял меня — голова сразу закружилась — и натянул мне через голову рубашку. Потом занялся штанами. Потом без единого звука, сильными жестокими руками надернул мне на ноги сапоги.
Я не понимал ничего. Через черную поволоку смерти кружились догадки, одна другой страннее: сейчас будет какой-то страшный розыгрыш… Казнь? Повешение? Колдовской ритуал?
— Почему… ты… меня спасаешь? — выдавил я из себя вопрос, стараясь собрать все силы и не падать из стариковых рук. Он отпустил меня, и я привалился к стене, весь дрожа.
— Я христианин, — вдруг быстро-быстро заговорил Гаспар — как будто из него посыпался нерастраченный месячный запас слов. Но говорил он короткими, отрывистыми фразами — похоже, не очень-то привык разговаривать. — Я верный слуга. Всегда им был. Но так нельзя. Я всякий раз. Всякий раз, когда лорд говорил, я делал. Я все делал. И знал, что это можно. В плену держать — можно. Это честно. Не отвечать можно. Враг есть враг. Это по-рыцарски. Лгать гостям — можно, иначе король. Это разумно.
— Что, что? Кому лгать? Что о короле? — попытался перебить я, увидев луч надежды. Гаспар продолжал так, что я не понял — он отвечает мне или вообще меня не слышал.
— Приезжал рыцарь. С ним дама. С ними их люди. Искали вас.
(Рыцари? Неужели сэр Руперт и брат? Рейнард! Они приезжали искать меня! Господи, как же я мог не верить… Подумать, что он умер, или даже…)
— Кто это был? Мой брат?
— Королевский родич. Имя не помню. В гербе солнце. Дама — баронесса Башни. Им было сказано, что вы мертвы.
— Как?..
Собственный голос казался мне тоненьким и далеким. Не знаю уж, что меня больше подкосило — приезд сэра Райнера (с Марией… С ума сойти… Но почему?) или то, что меня назвали мертвым. Ведь я же был жив все это время… Жив, и совсем рядом, наверху! Если бы они только поднялись сюда, нашли бы меня… Или… Не наверху? Я подумал о могильной темноте и пронизывающем холоде. О подполе, где я валялся на земле между толстых влажноватых бочек.
— Лорд показал им склеп. Там надгробие. Рядом с вашим отцом.
Вот, значит, как… Надгробие. И пустой гроб в ногах у отцовского. И там написано мое имя. Мое чувство к Этельреду уже не вмещалось в просто ненависть. Я желал ему муки вечной.
— Дама очень плакала, — все так же ровно выговорил Гаспар. Лицо его в свечном свете странно дергалось — будто он собирался и сам заплакать. — Я тогда думал. И решил, что так тоже можно. Рыцарь, уезжая, сказал, что в городе закажет мессу за упокой души. Я после того думал целый день.
Я стоял, криво привалясь к стене, и чувствовал себя лучше, чем всю предыдущую неделю. Я собирался выбраться отсюда. Забрать у своего тела последние силы — но уйти отсюда как можно дальше. Потому что есть вещи, от которых хочется только бежать. Мессу за упокой, значит. Вот оно как.
— Вы попросили священника. Лорд запретил, — ронял слова Гаспар, шагая по комнате и попутно собирая в мешок какие-то вещи. — Я думал сегодня весь день. И понял, что так уже нельзя. Я вас выпущу. Найдете священника сами. Так.
Он подхватил меня под мышки и почти что силой поволок к дверям. Я старался не просто висеть на нем, но идти самостоятельно.
— Будьте тише, — шепнул Гаспар, пахнув луковой похлебкой мне в щеку. — Все спят. Но будьте тише. Так.
Мы спустились по крутой лестнице, причем мне казалось, что грохот моего дыхания сейчас перебудит весь дом. Удивляюсь, как я все-таки умудрился не сверзиться со ступеней — конечно, мне помогал Гаспар, но ноги здорово подкашивались. Почти таща меня на себе, старик пересек большую залу, где царил странный разор; на полу валялась очень красивая лютня, но с переломленным посредине грифом; на спинке высокого, незнакомого мне кресла висело тако же незнакомое женское верхнее платье. Мы вышли задней дверью, через кухню и комнату для домашней прислуги; там у выхода нос к носу столкнулись с Этельредовым — Бог весь кем — солдатом, дроворубом, егерем — который уставился на нашу процессию во все глаза и открыл было рот, но Гаспар его очень просто заткнул.
— Так надо, — коротко сообщил он. После чего сунул парню в руку свечку. — Держи. Стой здесь.
И отодвинул засов. От запаха воздуха — настоящего весеннего воздуха — я чуть не потерял сознание.
Старый слуга — похоже, он был кем-то важным в этом доме, вроде управляющего — захлопнул дверь, отрезая нас от дурака со свечкой в руке. Он долго возился с ключами, потому что узкую калитку ворот теперь украшал новый замок плюс ко всем засовам. Я стоял неподвижно, таращась в синюю темноту, и дышал. Изо всех сил дышал! Не запахом смерти, поселившемся в моей спальни — воздухом. И жизнь, похоже, возвращалась ко мне. Я в самом деле мог стоять прямо… И даже, кажется, ходить.
Я был слишком болен и слишком поражен, чтобы попросить о чем-нибудь. Гаспар ответил на незаданные вопросы, распахивая передо мной дверь на свободу.
— Коня взять нельзя. Там конюхи. Хватятся раньше. А так — только завтра. Я знаю.
Он сунул мне в руки толстую заплечную торбу — с такими ходят, наверное, нищие и жонглеры.
— А тот, со свечкой? — сообразил я, воскрешенный чистым воздухом.
— Я разберусь, — буднично отозвался Гаспар, и я не спросил, взаправду ли он собирается его убить. Мне показалось, что взаправду. Этот старик, я мог поклясться, многих убил в своей жизни. И меня бы мог убить. Только почему-то, напротив, спасал от смерти.
— А твой лорд…
Мне пришла новая мысль — ведь, похоже, Гаспар зачем-то жертвовал собой! Вряд ли Этельред простит предательство — даже самому верному слуге. В особенности самому верному.
— Я разберусь, — снова сказал тот, и снова я подумал о смерти — но на этот раз о его собственной. Впрочем, со мной самим все было так непрочно, что чужая смерть заботила не более, чем своя.
— Чем я могу тебя отблагодарить?