Книга Багровая земля - Борис Сопельняк

Ничего не оставалось, как попросить дежурного разбудить меня в четыре тридцать.

– Но когда вернусь, у меня в запасе будет два дня, и я обязательно пойду на реализацию, – сказал я на прощание.

– Там будет видно, – бросил командир. – Сперва надо вернуться.

Не знали тогда ни командир, ни я, что никаких трех дней у меня не останется.

* * *

Ни свет ни заря мы взобрались на еще прохладную броню, проверили оружие, боеприпасы, связь – и колонна двинулась в сторону Чарбаха. Как раз в это время в мечети соседнего кишлака мулла призвал правоверных к первой молитве. Крепкое горло и зычный голос современному мулле не нужны, к его услугам мощный мегафон, так что призыв слышен был далеко окрест.

Когда проскочили Джелалабад и свернули на проселок, командир агитотряда приказал быть внимательнее, оружие привести в боевое положение и не терять друг друга из поля зрения. Еще час неимоверной тряски в густом пыльном облаке – и мы въехали на окраину кишлака Чарбах, что означает – Четыре сада. Садов я, правда, не заметил, и никто из местных не помнил, когда они здесь были.

Председатель кооператива Мухаммад Хусейн рассказал, что в кишлаке 1200 домов, около девяти тысяч жителей, три школы, поликлиника и несколько магазинов.

– У нас около пятидесяти гектаров земли, – не без гордости продолжал он. – До революции половина жителей вообще не имела земли, а теперь безземельных дехкан нет. Земля-то есть, – вздохнул он, – а обрабатывать ее некому. Во многих семьях одни женщины да дети.

– А где мужчины? – спросил я. – Наверное, подрабатывают в городе?

– Если бы, – еще печальнее вздохнул он. – Большинство мужчин погибло от рук бандитов. Недавно был новый налет. Днем наши малиши от них отбились, так ночью эти шакалы зачем-то взорвали школу. Теперь на месте взорванной школы строим новую, причем своими силами. Хотите посмотреть?

По нашим меркам, здание новой школы оказалось более чем скромным: всего один этаж на двадцать классных комнат, но в уезде Сорхруд эта школа будет самой большой.

А потом состоялся митинг. На открытой площадке, прямо на земле, сидело все население кишлака. Солнце пекло немилосердно, поэтому выступления были короткими и предельно емкими. Всех интересовало, что будет с кишлаком, уездом и вообще со страной после того, как Афганистан покинут шурави.

– Не беспокойтесь, – успокоил их уездный начальник, – беззащитными мы не останемся. Во-первых, окрепла афганская армия, во-вторых, созданы отряды малишей, ну, и, в-третьих, всегда поможет царандой.

– Стоит напомнить слова Аллаха, – взял слово мулла Султанджан: – «Я не могу менять жизнь человека к лучшему. Это должен делать каждый сам для себя». Так что не сидите сложа руки, не ждите, когда все блага свалятся на вас с неба. Что сделаете сами, то и получите. Я знаю: среди вас немало родственников душманов, знаю, что они подбивают молодежь уйти с ними и бороться против своих односельчан, знаю, что такие оборотни нашлись. Одумайтесь, люди! Взорванная школа, переполненное кладбище, дети, ставшие сиротами – зачем все это шакалам, напившимся человеческой крови? Они говорят, что защищают веру. От кого? Кто покушается на наши святыни? Спросите любого из правоверных: взорвали хоть одну мечеть шурави? Сожгли хоть одну школу афганские солдаты? Не было этого. Не было и не будет! Это говорю я, мулла Султанджан, отец и дядя которого сражались против англичан.

Тех колонизаторов мы прогнали, а кто не захотел уйти, оставили в нашей земле. Так нет же, теперь из-за океана лезут другие. Вы только задумайтесь: кто стравил мусульман между собою, кто вынуждает нас убивать друг друга, кому это выгодно? Только нашим врагам! А с врагом разговор короткий: нет более святого дела, чем обнажить против него кинжал.

Да-а, таких речей я давно не слышал! Все ясно, четко, доходчиво и, главное, понятно и близко как старому, так и малому. Аплодировать здесь не принято, но одобрительный гул толпы и вскинутые вверх автоматы малишей были красноречивее самых бурных аплодисментов.

Пока шел митинг, в недостроенной школе работали медики агитотряда. За какой-то час они приняли более семидесяти человек: в основном страдавших простудными и желудочными заболеваниями. Больные тут же получали лекарство и подробную инструкцию по применению.

А почти все дети собрались около кинопередвижки – там показывали мультфильмы. Как же они хохотали, глядя на приключения кота Леопольда, а потом – незадачливого волка и хитроумного зайца! Думайте что хотите, но, наблюдая эту картину, я невольно вспомнил известные слова о том, что из всех искусств для нас важнейшим является кино – так было в послереволюционной неграмотной России, так обстоят дела и в нынешнем, тоже малограмотном, Афганистане. Газеты и журналы им не нужны, читать-то почти никто не умеет, а мультяшки понятны каждому.

Но самая большая группа собралась около машин с продовольствием. Наши солдаты раздавали муку, рис, чай, спички, мыло. В первую очередь все это получали вдовы. Их было много, очень много. Вот седая, совсем старая Нифа – у нее нет ни мужа, ни детей, все на кладбище. За ней Биби – ей всего сорок, а выглядит она на шестьдесят: на ее руках четверо детей. Потом пришли Алия и Сайра – соседки, их мужья тоже лежали рядом. То, что осталось, раздали немощным старикам: сыновья погибли, помогать им некому.

А школьники налетели на книги! «Как хорошо, – подумал я, – что у нас нашлись люди, которые догадались на пушту издать учебники, да еще так красочно оформленные». В Афганистане с этим огромная проблема – нет ни бумаги, ни работающих типографий.

И тут меня позвали к БТРу, причем срочно. Водитель протянул мне шлемофон.

– Вам телефонограмма, – услышал я сквозь треск голос дежурного по части.

– Читайте…

– «Шемаль согласен встречу нейтральной территории. Выезд завтра десять ноль-ноль. Подпись: Азиз».

– Понял. Спасибо. Значит, мне надо немедленно выезжать в Кабул?

– Так точно. Вертолетная пара уже заказана. Успеете в часть дотемна – улетите сегодня.

Но мы не успели. Когда, оставив колонну, помчались в часть, в совершенно безлюдном месте наш БТР напоролся на толстенный гвоздь. Запасного колеса не оказалось. Пришлось «загорать» на обочине, поджидая остальные машины. Пока пересаживались, пока нас брали на буксир, пока добирались до части – стемнело.

В аэропорт выехали на рассвете. Водитель выжимал из потрепанного уазика все возможное. Вдруг машину швырнуло влево, вправо, подбросило вверх! Странное дело, взрыва не было, а ее кидало, как пушинку.

Когда, клюнув носом в кювет, она остановилась, мы выскочили на обочину и… почувствовали себя раздетыми догола: на пятерых – один автомат и один пистолет. Вокруг – ни души. До ближайшего поста топать и топать, а мы на освещенной восходящим солнцем бетонке – самая что ни на есть идеальная мишень. Чтобы не сняли одной очередью, тут же рассредоточились.

Тем временем водитель объявил: