Книга Богоматерь лесов - Дэвид Гутерсон

Том жалел, что у него нет словаря. Словарь был нужен ему, чтобы прочитать книгу о параличе, которую Том пытался одолеть, нацепив на нос очки для чтения, — он купил их за девять долларов с крутящейся выставочной стойки. Продираясь сквозь непонятные научные рассуждения, он уловил основную мысль: если спинной мозг поврежден, вылечить его нельзя, это было ясно и без словаря, хватило девять долларов, истраченных на очки. Он знал, в чем вопрос, но не знал ответа. Может ли человек чувствовать себя более беспомощным? Все равно что стоять, привязанным к столбу, с кляпом во рту, и смотреть, как твоего ребенка пронзают кинжалом. Или видеть с вершины горы в подзорную трубу, как твой сын тонет в озере. Правда, если бы его убили или он утонул, это означало бы конец мучений. Чтобы переодеть Томми трусы, нужно перекатывать его по кровати, как рыбу или новорожденного младенца. Каждый вечер его приходится связывать по рукам и ногам, точно птицу перед жаркой, иначе всю ночь он будет судорожно выгибаться, сворачиваясь, как личинка. Его нужно брить и чистить ему зубы. Подмывать ему задницу, извлекать серу из ушей, следить за его промежностью. И при этом слушать его механическое дыхание — нескончаемое шипение и скрип вентиляционного аппарата — и опорожнять смердящий мочеприемник. Короче говоря, ты должен посвятить ему всего себя, пока твоя собственная жизнь не будет полностью уничтожена.

Но жизнь Тома уже была уничтожена. Том уже умер. Именно поэтому каждую субботу он ходил на мессу и смотрел на затылок своей жены, надеясь, что его дочь почувствует его взгляд и кивнет или улыбнется в ответ. Но с какой стати ей улыбаться? Светлые дни были позади. Она стала подростком, и недавно ее временно отстранили от занятий в школе за то, что она курила травку с другой девочкой, постарше, после чего на парковке они наткнулись на дежурного учителя, который почуял запах марихуаны, едва подруги вышли из машины. Коллин отнеслась к случившемуся с полным безразличием и провела эти дни перед компьютером с наушниками на голове, щелкая пузырями из жевательной резинки. Ее лицо изменилось, на него легла тень истины, которую жизнь обычно приберегает для людей постарше, тех, кто ближе к смерти: даже если Бог существует, Он не испытывает ни любви, ни жалости и не ощущает человеческих страданий. Понять Его так трудно, что скорей всего Его просто нет или же Он текуч, как вода. Том разделял мнение своей дочери, но старался не задумываться о подобных вещах. Сидя у себя в домике в мотеле, он пытался отключить свой мозг. Однако не думать было почти так же трудно, как думать, а может, и еще труднее. Мысли закрадывались в голову одна за другой. Мозг не желал отдыхать. Некогда дремавший, теперь он готов был размышлять беспрерывно. Том умыл лицо, зашнуровал ботинки, вышел на улицу и закурил. Он давно не был в «Большом трюме» и решил, что пришла пора заглянуть туда.

В эту ночь все домики были заняты. Почти во всех окнах горел свет. Дождь хлестал с такой яростью, точно Бог вспорол небеса, вместе с водой изливая свой гнев. Как будто хотел подчинить себе захлебнувшуюся дождем землю. За шумом дождя не было слышно даже машин на шоссе.

Проезжая мимо офиса мотеля, Том заглянул в окно, надеясь мельком увидеть Джабари. Внезапно он ощутил острое желание просто увидеть женщину. Но внутри сидел Пин и смотрел телевизор, положив подбородок на стойку регистрации и перебирая свои жирные волосы хрупкими пальцами цвета карамели. При виде этих пальцев Тому стало не по себе — словно в них таилась опасность. Он почувствовал себя слабым и уязвимым. «Все это слишком грустно, — подумал он и поехал дальше. — Хотя это всего лишь жизнь».

В «Большом трюме» было людно, но оживления не ощущалось. Хотя население городка обнищало, питейные заведения Норт-Форка по-прежнему процветали. «Бродяга», «Большой трюм», «Эйч-Кей» и «Ти-Джей» были битком набиты алкоголиками. Жизнь почти каждого из завсегдатаев осложняли долги, опрометчивые решения и общая неразбериха. Кто-то всего за неделю лишился половины зубов, пары пальцев, жены и грузовика. Другой подстрелил в поле лошадь, угодил в яму на чужой машине и спьяну проспал полночи в папоротнике с разбитым носом. По меркам американского среднего класса — людей, что спят в свежих пижамах и наблюдают за состоянием своих ценных бумаг через Интернет, — такой подход к жизни просто не укладывался в голове, однако здесь он цвел пышным цветом. Как понять поведение двух безработных лесорубов, которые на рассвете взломали двери пивнушки «Эйч-Кей» и сидели у стойки, попивая виски «Джек Дэниелс», пока за ними не приехал шериф? Едва ли можно считать убедительным объяснение: «Нам было негде переночевать». Что сказать о лесорубе, который, услышав в «Бродяге», что веселящий газ усиливает половое влечение, проник в зубоврачебный кабинет, развалился в кресле, спустив брюки, открыл клапан, надел на лицо маску, довел себя до оргазма и умер? Или о парне, который был освобожден условно и в знак протеста против судебного запрета на посещение баров ночью пробрался в чужой фургон, соединил провода, запустил двигатель и на первой скорости въехал в «Ти-Джей» через заднюю стену? Найти разумное объяснение подобным поступкам невозможно. Все это была одна нескончаемая история, что-то вроде дешевой мыльной оперы. Город был одной большой семьей, которую объединяли самые темные связи. В Норт-Форке любили истории про убытки и поражения, случаи бессмысленного и дикого поведения, напрасной и безрассудной бравады, заставляющие качать головой. Жители городка были убеждены: спокойная, упорядоченная жизнь противоестественна, без трудностей и неприятностей жить нельзя. В случившемся виноваты «Сьерра-клаб», Американский союз борьбы за гражданские свободы и Джейн Фонда. На бамперах машин можно было частенько увидеть наклейку «Мой президент — Эдди Мерфи». Нередко встречалась и другая — «Убивай дельфинов». Никто не знал, почему дела обстоят так, а не иначе, не винить же во всем дождь, ведь дождь не только приносит неприятности, но и обладает очистительной силой. Зловещий, мрачный лес тоже не виноват. «Лес похож на темный колодец», — написал один исследователь. «Он давит на мои чувства», — вторил ему публицист, живший в девятнадцатом веке. И тот и другой пришли в лес со своими несчастьями. Есть множество мест, которые вызывают раздражение. Но если у вас гадко на душе, лес тут ни при чем. Может быть, жителям города просто не хватало солнечного света, что, как известно, вызывает депрессию?

В «Большом трюме» Том Кросс сел в стороне и стал смотреть футбольный матч. Был субботний вечер, дождь лил так сильно, что окна «Большого трюма» помутнели от воды и было слышно, как ливень, грохочущий снаружи, выбивает неровную, глухую дробь. Безработные лесорубы сидели за столиками поодиночке или небольшими компаниями, пили пиво и сдержанно поругивались в сторону телевизора. Музыки не было. Тот, кто напивался по-настоящему, в такой обстановке просто мрачнел еще сильнее. Комментируя футбольный матч, кто-то воскликнул: «Лучше бы они наняли побольше черномазых, как делают все приличные команды!» — и за этим замечанием последовала бессвязная беседа о футболе: «Третий номер меня просто бесит. Ему дают пас, а он? Вот растяпа!» — «„Морским ястребам“ нужно вернуть Боза. Где этот Боз, когда он нужен? Он вообразил, что его ждут не дождутся в Голливуде? Решил броситься в ноги Бо Джексону? Раскатал губу, что станет вторым Шварценеггером? Если бы здесь был сейчас этот черномазый, „Ястребы“ могли бы играть на суперкубок. Говорят же, черномазые не проигрывают».