Книга Укрощение строптивой, или Роковая ночь, изменившая жизнь - Юлия Шилова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Посмотрим, об этом я еще не подумала.
Добравшись до места, я загнала машину в гараж ипоздоровалась с соседями.
– Люблю твою дачу, – улыбнулась Златка. – Нупочему я не встретила такого славного дедулю-декана, который оставляет послесебя на память вот такие особнячки!
Мы присели на крыльцо и закурили.
– Ладно, не прибедняйся. Тебе такой декан даром ненужен. За таких стариков выходят замуж от безысходности, вернее, от опостылевшейнищеты.
– Я что-то не замечала, чтобы ты когда-то нуждалась вденьгах.
– Я просто тебе об этом не говорила. Денежные проблемывсегда оставались моими личными, и мне не хотелось вешать их на тебя. У твоихпредков денег хватает, так что у тебя никогда не было необходимости находитьстарика, изображать из себя безумно влюбленную студентку, трахать его, скрываяотвращение и тошноту, выскакивать за него замуж, а потом, враждуя с его родней,отламывать себе лучший кусок при разводе.
– Ты знаешь, я представляю, насколько тебе было тяжело.Я бы так не смогла.
– Да тебе это и не нужно. Это дело наше,провинциальное, тех, кто приехал покорять Москву. Знаешь мечту любойпровинциалки?
– Нет.
– Выйти замуж за москвича. Этим бредят все юныедарования, ступившие на московскую землю. Нам нужна платформа, понимаешь,платформа, за которую мы смогли бы зацепиться в этой сумасшедшей жизни. Тольковсе мечтают о разном. Одни – выйти замуж, получить прописку и довольствоватьсятем, что имеешь. Другие ищут кусок пожирнее, чтобы откусить от него как можнобольше и остаться при своих интересах. Я отношусь ко второй категории. Думаешь,мне было так просто обкрадывать старика? Нет, конечно. Но он дерьмо, понимаешь,старое похотливое дерьмо. Кто виноват, что, дожив до такого возраста, ненаучился шевелить своими извилинами, а сломя голову помчался за моими длинныминогами. Сама посуди, не могу же я полюбить его лысину и морщинистые ручонки, иуж тем более волосатый живот размером с хороший арбуз. Ведь я нормальнаямолодая женщина и хочу мужчину с молодым красивым телом. Вот когда мне будетшестьдесят и ко мне вдруг воспылает чувствами двадцатилетний парень, я ни зачто не поверю в чистоту его чувств и уж не выйду за него замуж, потому что нехочу остаться на старости лет без угла и денег, а позже попасть в домпрестарелых.
– Не зарекайся. Люди к старости тупеют, не все,конечно, в основном дедули, им хочется бурного романа с молоденькой. Кстати, акак теперь его здоровье? Ты что-нибудь о нем слышала?
– Не знаю. Да и на черта мне это надо? По крайней мере,угрызений совести у меня нет. Я же не сдала его в дом престарелых. Ты жепомнишь, на факультете меня многие пытались устыдить, но у них из этого ничегоне вышло. Ведь если человек – лох, то почему бы этим не воспользоваться. Я надеюсь,что ты-то хоть не осуждаешь меня?
– Да ну, брось, Валюха, если бы мне попалсякакой-нибудь влюбленный старикашка, я бы непременно развела его на деньги.Здесь при любом раскладе исход один.
– Ладно, пойдем в дом, подружка. Одна ты меняпонимаешь. – Я слегка приобняла Златку и чмокнула ее в щеку. Мы встали скрыльца, я достала ключи и попыталась открыть входную дверь. – По-моему,кто-то копался в замке… Дверь заело.
– Немудрено, – вздохнула Златка. Она взяла ключ истала пробовать сама. – По всем дачам шныряют, какая бы охрана ни была.Тем более что ты не так часто сюда наведываешься. Местных бичей вездехватает. – Златка поковыряла ключом, и дверь послушно открылась.
– Молодчина! – подпрыгнула я и потянула подружкувовнутрь. В холле повсюду были разбросаны половики и разбита хрустальнаяваза. – Так я и знала, бичи побывали, – разозлилась я. – Сегодняже пойду ругаться со сторожами. Хорошенькое дело, деньги за охрану собираюткаждый месяц, а охранять никто не хочет.
– Ладно, не расстраивайся, сейчас все уберем, –успокоила меня Златка.
– Мы приехали отдыхать, а не порядок здесь наводить.Обязательно пойдем ругаться с охраной.
– Ладно, ладно, не суетись, – улыбнуласьЗлатка. – Конечно, будем ругаться, о чем разговор, только давай для началачто-нибудь сварганим поесть. Лично я ругаться на голодный желудок не умею.Соседи уже, наверное, что-нибудь нарыбачили. Я предлагаю купить у них рыбки исварить уху. А после этого пойдем биться с охраной. Можно их даже заставитьзаплатить за ущерб. Как ты на это смотришь?
– Само собой, – произнесла я и открыла дверь вспальню.
Зрелище, представшее перед нашими глазами, привело нас вужас. На моей большой кровати лежал покойник. То, что это был покойник,догадаться было нетрудно. Нам в нос шибанула жуткая вонь разлагавшегосячеловеческого тела. Первое, что мы сделали, это во весь голос закричали ивыбежали из комнаты. Такой жуткой вони нам еще не доводилось где-либовстречать. Златку вырвало. Мы выскочили на воздух и уселись на крыльцо.
– Послушай, а что мы, собственно, убежали? Надо вызватьмилицию. Пусть приезжают и забирают труп, – произнесла я.
– Конечно, о чем разговор? К тебе на дачу пришел бич исдох. Вот скотство! Хотели отдохнуть, а теперь нас милиция замучает. Ну чтоему, трудно было дойти до другой дачи и сдохнуть там!
– По всей вероятности, ему понравилась именно моядача, – вздохнула я. – На других соседи живут все лето, а моя пустаястоит, вот он и забрел именно ко мне.
– Сейчас пойдем в охрану. Они виноваты, что по дачебичи шастают, пусть сами милицию и вызывают.
– Послушай, а он давно сдох, вонь страшная. Не хочетсялишней суеты, но никуда не денешься: если дача моя, значит, и труп мой. Пойдемеще раз на него глянем – и в охрану.
Мы завязали носы платками и зашли в спальню. Труп лежалголовой вниз.
– Валюха, это не бич. У него голова прострелена. Давайперевернем.
– Давай.
Перевернув труп, мы просто опешили. На кровати лежал СергейКозлов, тот самый липовый гаишник, который попросил нас довезти его до Гатчины,так как у него заболела мать.
– Серега… – прошептала я в ужасе.
– Серега, – повторила обезумевшая Златка.Захлопнув дверь в спальню, мы снова выбежали на крыльцо и присели.
– Кто-то решил поиграть с нами, – задумчивосказала я.
– Чертовщина какая-то. Не мог же труп сам дойти до твоейдачи и лечь на твою кровать.
– То, что он не пришел сам, я не сомневаюсь. Егопринесли.
– Но кто?