Книга Серафина - Рейчел Хартман

— А кто же еще, по-вашему, мог его убить, госпожа концертмейстер?

Я скрестила руки на груди, устояв под натиском его обаяния.

— Разбойники, чтобы потребовать выкуп за его голову?

— Но никто ничего не потребовал.

Он усмехнулся; ангелочки вокруг усмехнулись следом.

— Сыны святого Огдо, чтобы всколыхнуть дракофобию к приезду ардмагара?

Он откинул голову и рассмеялся; зубы у него были очень белые.

— Ну, хватит вам, Серафина, вы забыли еще предположить, что он увидел очаровательную пастушку и просто потерял голову. — Небесное воинство наградило эту ремарку целой симфонией щебечущего хихиканья.

Я собиралась уже отвернуться — очевидно было, что он ничего не знал, — но тут позади раздался знакомый баритон:

— Дева Домбей права. Скорее всего, это дело рук Сынов.

Я шагнула чуть в сторону, позволив принцу Люциану посмотреть Йозефу прямо в лицо.

Улыбка графа поблекла. Принц не стал говорить, насколько неуважительной была шутка о его дяде, но он определенно слышал каждое слово. Апсиг отвесил ему преувеличенно вежливый поклон.

— Прошу прощения, принц, но почему тогда не схватить этих Сынов и не упрятать в тюрьму, если вы так уверены, что это сделали они?

— Без доказательств мы арестовывать никого не будем, — ответил принц бесстрастным тоном. Его левый сапог трижды коротко стукнул об пол; заметив это, я удивилась — может, у него какой-нибудь бессознательный тик? Тут принц продолжил все тем же спокойным голосом: — Необоснованные аресты еще больше раззадорят Сынов, среди них появятся новые. К тому же, это неверно в принципе. Кто ищет справедливости, должен сам быть справедлив.

Тут я повернулась к нему, узнав цитату.

— Понфей?

— Он самый, — одобрительно кивнул принц Люциан.

Йозеф ухмыльнулся.

— Со всем уважением, регент Самсама никогда бы не позволил сумасшедшему порфирийскому философу управлять своими действиями. И, конечно, не позволил бы драконам являться в Самсам с официальным визитом — не в обиду вашей королеве будет сказано, само собой.

— Возможно, именно поэтому не регента Самсама называют зодчим мира, — сказал принц все так же спокойно, снова притопнув ногой. — Судя по всему, он без всяких колебаний пользуется выгодами нашего вдохновленного сумасшедшим порфирийцем соглашения, только бы ему не приходилось самому идти на риск. Его официальный визит — только лишняя головная боль для меня… и я говорю это со всей любовью и уважением.

Как ни занимал меня этот вежливый, изящный обмен гадостями, госпожа Котелок вдруг оттянула мой взгляд в смежное помещение. Она принимала из рук мальчика-пажа бокал темно-рыжего портвейна. Добраться нее, не прорезав толпу танцующих, было невозможно; а они как раз начали танцевать вольту, так что в воздухе то и дело мелькало множество конечностей. Я осталась на месте, но глаз с нее не сводила.

Вдруг прозвучал сигнал трубы, и энергичный танец неловко прервался прямо посреди па; музыка резко оборвалась, и несколько танцоров столкнулись. Я не стала отрывать взгляда от госпожи Котелок, чтобы посмотреть, из-за чего шум, и в итоге оказалась одна посреди широкого прохода, который снова образовали расступившиеся придворные.

Принц Люциан схватил меня за руку — за правую — и утянул в сторону.

В дверях стояла сама королева Лавонда. Лицо ее не миновали приметы возраста, но спина была все такая же прямая; говорили, что у нее позвоночник из стали — и ее осанка это подтверждала. Она по-прежнему была в трауре по сыну, облачение сияло белизной от шелковых башмаков до покрывала и расшитого чепца. Роскошные рукава волочились по полу.

Глиссельда вскочила с дивана и присела в глубоком реверансе.

— Бабушка! Какая честь!

— Я не останусь, Сельда, и я здесь не для себя, — сказала королева. Голос ее был похож на внучкин, но казался закаленным возрастом и привычкой отдавать приказания. — Я привела вам еще несколько гостей, — продолжила она и пригласила в зал группу из четырех саарантраи во главе с Эскар. Те застыли по стойке смирно, словно маленькое войско. Они не потрудились особенно нарядиться; да и колокольчики блестели не настолько ярко, чтобы считаться подобающим украшением. Эскар по-прежнему была в порфирийских брюках. Все присутствующие уставились на них в изумлении.

— О! — пискнула Глиссельда. Она опять сделала реверанс, пытаясь вновь обрести самообладание, но даже когда выпрямилась, все еще смотрела округлившимися глазами. — Чем мы обязаны этому… э-э-э…

— Договором, подписанным почти сорок лет назад, — ответила королева; теперь, обращаясь ко всем присутствующим, она, казалось, даже стала выше. — Я посчитала — возможно, опрометчиво — что наши народы просто привыкнут друг к другу, если прекратить войну. Разве мы — масло и вода, что никак не можем смешаться? Неужели я ошибалась, ожидая, что разум и порядочность победят? Неужели нужно было, засучив рукава, насаждать их силой?

Люди в комнате оробели; драконы же глядели неуверенно.

— Глиссельда, позаботься о гостях! — отрезала королева и покинула салон.

Принцесса заметно струсила. Принц Люциан рядом со мной переступил с ноги на ногу и пробормотал: «Ну же, Сельда». Она его слов слышать не могла, но все же подняла голову, будто услышала, и попыталась скопировать уверенную осанку бабушки. Она направилась к Эскар и поцеловала ее в обе щеки. Для этого миниатюрной принцессе пришлось встать на цыпочки. Эскар любезно склонила к ней голову, и все зааплодировали.

Течение вечера возобновилось; саарантраи так и стояли с краю все вместе, будто напуганное стадо, жалобно звеня колокольчиками, а остальные гости обходили их по широкой дуге.

Я тоже держалась на расстоянии. Эскар знала меня, но не хотелось подвергать себя риску быть учуянной другими. Еще неизвестно, что они сделают. Возможно, примут меня за ученого с освобождением от колокольчика, или, может, Эскар бестактно упомянет о моем происхождении, и весь салон услышит.

Да нет, не станет она так делать. По словам Ормы, скрещивание является таким вопиющим нарушением арда, что ни один дракон не допустит и мысли о том, что мое существование возможно, и уж точно не выскажет подобной идеи вслух.

— Слабо пригласить ее на танец? — сказал какой-то дворянин у меня за спиной, вырывая меня из раздумий. На мгновение я решила, что он имел в виду меня.

— Кого? — раздался голос вездесущего графа Апсига.

— На выбор, — рассмеялся его друг.

— Нет, я имею в виду, кто из них «она»? Эти драконихи такие мужеподобные.

Его замечание меня рассердило, но почему? Они ведь говорят не обо мне… хотя, в некотором окольном смысле, и обо мне тоже.

— Главная проблема с женщинами-червями, — заметил Йозеф, — это крайне неудобное расположение зубов.

— Расположение? — удивился его собеседник — по-видимому, до него медленно доходило.