Книга Живые не любят умирать - Маргарита Малинина

Но он поймал. Притом ему пришлось ненадолго заключить меня в свои объятия. Выпустив на волю, поинтересовался:

– Не ушиблась?

– Нет. Спасибо.

То, что враг осведомился о моем самочувствии, было несказанно приятно, и, отвечая ему, я улыбалась.

– Точно? Все кости целы? Проверь!

– Погоди, сейчас пересчитаю! – захихикала я.

– Эй, а обо мне-то вы забыли! – послышалось с той стороны забора.

– Может, ну его? Уходим? – высказала я задорную мысль, но тут же устыдилась: негоже подельников бросать в беде.

– Ну че ты не перелезаешь? – крикнул другу Женька.

– Ага! Как ее – так и на забор посадил, и на землю опустил, и кости пощупал, – почему-то я была уверена, что при слове «ее» Павел по привычке ткнул пальцем в стену в то место, где предположительно находилась я, хотя видеть я его не могла, равно как и он меня. – А как касается меня, так…

Женька возмутился:

– Нет, я, что ль, сажать и ловить тебя должен? Ты мужик или в чем? – Ради справедливости следует вспомнить, что Паша-то Жене карабкаться помогал. Впрочем, так ему и надо – не будет тыкать в меня пальцами через стену и говорить про меня всякий вздор. – А ну, марш на забор! – скомандовал Женька, и Павел, как по мановению волшебной палочки, через несколько мгновений, покряхтев и поахав для порядка, очутился рядом с нами, но с таким грохотом, точно с неба свалился. Хотя, по-моему, он всего-навсего приземлился не как мы, на мягкий газон, а на грунтовую отделку клумбы, рассыпав старания садовника в прах. Этим и вызвал столько шума.

– Ой, вы знаете… – протянул новоприбывший – или новопрыгнувший? – потирая ушибленные места и попутно собирая ступнями ног остатки клумбы в ровненькую кучку.

– Опять вилку посеял? – не напрягая фантазию, задали мы обыденный вопрос.

– Да не, далась вам эта вилка. Нет. Я, кажись, когда карабкался, – почесал он шею, выдержав должную паузу, – провод задел.

– Ничего ты не задел, – отрезала я, отгоняя от себя неприятные мысли, начавшие вибрировать где-то в районе живота. – Иначе бы тут такой вой поднялся!

Разумеется, я права. Не может быть по-другому!.. Или может?

– А если сигнализация бесшумная? Чтоб воров не спугнуть? А в ближайший участок уже сигнал поступил, и сюда едет целый наряд, вооруженный автоматами. – Вибрация в моем животе все набирала обороты, но Пашка не останавливался на достигнутом, продолжая сочинять небылицы: – И охране в замке он на пульт тоже поступил. Как думаете, они дадут нам что-нибудь сказать в оправдание или начнут палить без предупреждения? – Главное, он так спокойно произносил эту речь, точно разговор шел о том, как надо жарить котлеты!

– Пахан, угомонись… – судя по голосу, у Женьки разболелись зубы. Все до единого и сразу.

– Нет, ну вдруг правда? – не сдавался тот. Боже, я готова была сама его расстрелять, было б из чего! Но вибрация в животе неотступно разрасталась. Тогда я повернулась к Самойлову:

– А если правда, тогда… бежим!

И мы побежали. Опять. На пороге замка притормозили и прислушались. Вроде ничего. На цыпочках подкрались к лестнице. За дверью, где охрана добросовестно несла свой пост, все еще бодро храпели. Заслышав эти столь знакомые звуки, мы обрадовались и спокойно зашагали вверх по ступенькам, забыв о конспирации. А зачем она? Ну увидит нас кто, так мы, к примеру, на кухню ходили. Водички попить. Да, втроем! А что такого?

Когда добрались до моей комнаты, я кинулась на Пашу:

– Ты что насочинял? Провод он задел! Знаешь, как я перепугалась?

– Я тоже испугался, когда задел провод! – сызнова понес он чушь.

– Но ты его не задевал! Признайся, наконец, ты специально это сказал, чтобы привлечь к себе внимание! – заговорил во мне психолог, набравшийся опыта из институтского курса да пары учебников, прочитанных «для души».

– Чье? Твое, что ли? – фыркнул Павел.

– Да не мое, конечно! Женькино! – Я на самом деле так считала.

– Что-о? – всплеснул оппонент руками. – Да я тебе…

– Тихо! – встал меж нами Женька. Неожиданно он принял мою сторону. – Пахан, прекрати. Никто тебя ругать не будет. Просто скажи, что ты не задевал этот долбаный провод, чтобы мы окончательно успокоились. А ты, – повернулся уже ко мне, – перестань на него налетать. Сколько себя помню, мы всегда были вдвоем. А теперь нас трое. Ничего удивительного нет в том, что он ревнует.

– Что-о? – повторно взмахнул руками Самойлов. – Ты сам меня ревнуешь, понял?

– Что-о?!

– Хватит! – не выдержала я. – Прекратите этот спектакль! Люди кругом спят, и им дела нет до того, кто из вас кого больше ревнует! Перестаньте махать руками или убирайтесь из моей комнаты!

Паша неожиданно поник.

– Кать, прости, я, наверно, и впрямь не задевал чертов провод. Но я не выдумывал! Мне честно показалось… Прощаешь?

– Да.

– Вот спасибо! – Он послал мне воздушный поцелуй.

Обессиленные от спора, мы уже не стали воевать за единственную кровать, а просто завалились на пол, постелив на палас покрывала с постели и с кресел. Ребята отрубились сразу, а я принялась ворочаться, потому как спать привыкла только на мягком. Но элементарно залезть к себе в постель посчитала неприличным, ибо компаньоны, по моим представлениям, должны во всем иметь равные условия.

У Женьки в руках так и был фонарик, ножик он спрятал в карман, а веревку намотал на шею, чтобы не мешала прыгать на забор. В таком виде он, балбес, и собирался «попить водички», если бы нас засекли охранники. Можно сказать, пронесло. Видеть приятные сны Паше, казалось, совсем не мешала взятая ни к селу ни к городу и нужная как корове седло вилка, которой он дважды царапнул себе щеку, когда всплескивал от негодования руками, и чуть было не попал себе в нос, когда слал мне воздушный поцелуй. Более того, теперь она была зажата в обеих ладонях, а те в свою очередь прижимались к лицу, и при одном неловком движении он мог запросто лишиться глаза. Но нет, Самойлов спал как младенец – беззаботно и слегка приоткрыв рот. А вот я не могла уснуть.

«Попробуй посчитать овец», – посоветовала я себе, и на самом деле на сто первой представительнице рогатого скота меня стало обволакивать безмятежное облако сна, и я уже почти в него окунулась, как вдруг будто кто-то толкнул меня в бок. Я тут же открыла глаза. В непосредственной близости от моего туловища находилась самойловская согнутая в колене нога. Может быть, это он меня пнул?

Покопавшись в затуманенной голове в поисках догадок относительно того, за что убили домработницу Иру и за что Паша ударил меня в бок, да так и не найдя ответов, я с трудом поднялась и расправила затекшие от неудобной позы части тела, не приученные к лежанию на полу, после чего села в кресло.