Книга Приют - Патрик Макграт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Что это?
Стелла продолжала молча наносить крем. Теперь в голосе Макса слышалась легкая неуверенность, но Стелла оставалась безмолвной.
– Я сниму бумагу, – сказал он.
Лицо Стеллы находилось у самого зеркала, однако она видела, как он развернул обертку, ухитрившись не порвать ее, и обнаружил под ней длинную картонную коробку.
– «Фирма „Харродс“», – негромко прочел Макс, снял крышку, разорвал папиросную бумагу, достал шелковую пижаму и поднял от нее взгляд к туалетному столику.
– Это мне?
Весь его гнев улетучился. Стелла быстро вышла из спальни, бросив ему с порога;
– А кому же, черт побери?
Хлопнув дверью ванной, она заперлась и стала ждать. Минуты через две услышала, как Макс спускается по лестнице; он не пытался извиниться через запертую дверь. Она вернулась в спальню и оделась.
Когда Стелла спустилась, Макс сидел в гостиной. Она прямиком направилась к столику с бутылками и налила себе джина; к этому времени она была совершенно трезвой и нуждалась в большой порции. Макс подошел к двери и закрыл ее.
– Глупец я, – сказал он. – Ведь как получилось. Чарли сказал, что ты вернулась домой пьяная, и я нарисовал себе фантастический сценарий. Сценарий измены. Извини.
Стелла села в кресло и заставила его помучиться еще несколько секунд. Наконец переспросила:
– Чарли сказал, что я вернулась пьяная?
– Да.
– Придется мне поговорить с ним. Нет, пожалуй, лучше тебе. Как он смеет, Макс? И как смеешь ты обвинять меня в измене, потому что у ребенка нездоровое воображение?
– Я чувствую себя полным дураком. Извини.
Стелла отпила джина и взглянула на мужа.
– Это еще не все. Меня мучает вот что. Лето было очень напряженным. Ты не обращал внимания, но пока происходили все эти треволнения, в доме было чисто, еда появлялась на столе вовремя. Кто, по-твоему, управлялся со всем этим? Не твоя же мать.
– Я знаю.
– Может, и знаешь, но признаешь впервые. Я видела, как тяжело приходилось тебе, а ты ни разу не подумал, каково мне, да еще с твоей матерью в доме.
– Она приехала некстати.
Стелла фыркнула.
– Еще бы!
Теперь она разгневалась, и ей это нравилось. Макс, хмурясь, расхаживал по комнате. Он как-то сказал, что их споры всегда поучительны для него.
– Чего ради ты купила мне пижаму?
– Это предложение мира. Утешительный приз. Новое начало. Я не знаю, почему жена покупает мужу подарок после того, как они пережили трудное время. Ты же психиатр, черт возьми!
Макс сел на диван, положил локти на колени и уставился на ковер, вертя в руках очки.
– Я чувствую себя скотиной. Каким черствым ты, должно быть, меня считаешь!
– Не преувеличивай.
Макс поднял голову. Улыбнулся.
– Не позволяешь мне сделать шаг навстречу?
– Я не потерплю, чтобы ты относился ко мне как к мебели и чтобы мальчишка выдумывал обо мне невесть что, а ты воспринимал бы эти выдумки всерьез. Как он смеет? И как смеешь ты ему позволять?
– Я поговорю с ним. Стелла, я в третий раз прошу прощения. И очень доволен пижамой. Спасибо.
Он подошел к жене, и она позволила поцеловать себя в щеку.
– Не откажется пьяница выпить еще?
– Нет, – ответила Стелла. – Не откажется.
В ту ночь они занимались любовью. Ей пришлось уступить Максу, более того, пришлось изображать страсть ради своей неприметности. Когда все кончилось, Макс был доволен собой. Он сел в шелковой пижаме, привалился спиной к подголовнику и выкурил сигарету. Тени от ветвей за окном шевелились на потолке и верхней части стен. Стелла позволила ему упиваться своим незначительным торжеством после соития. Ей хотелось, чтобы он был доволен, считал, что в браке у него все замечательно, что он хороший муж, а она хорошая жена.
Стелла совершила еще одну поездку в Лондон, красноречиво говорящую о напряжении и противоречиях той двойной жизни, какую она пыталась тогда вести. Она доехала на такси от вокзала до конца Хорси-стрит, прошла переулком и поднялась прямиком на верхний этаж. В ее распоряжении был всего час – ей предстояло в конце дня привезти домой Чарли из школы. Когда они лежали в постели, Эдгар сказал:
– Не позволяй ему прикасаться к тебе.
Эти слова должны были прозвучать громким сигналом тревоги, но не прозвучали.
– Кому не позволять, дорогой?
– Максу.
– О Максе не думай, между нами этого нет. Уже давно.
– Тебе приходится спать с ним в одной постели?
Стелле стало ясно, что Эдгар толком не понимает ни ее семейной жизни, ни трудностей ее положения.
– Если я откажусь, он сочтет это странным.
– Тебе это нравится?
– Разумеется, нет, но что я могу поделать? Дорогой, я не вынесла бы ничьих прикосновений, кроме твоих. Будь уверен, я не позволю ему трогать меня. Да он и не хочет.
– Правда?
– Уже несколько лет.
Эдгар как будто успокоился. Стелла обняла его, а затем, к их общему огорчению, ей надо было вставать, умываться, одеваться, ловить такси и ехать на вокзал; Она и так слишком задержалась.
Они спустились, дошли до пивной, обнялись в дверях, потом Эдгар поднял воротник и ушел, а Стелла стояла, ища взглядом такси. Машин не было, минута шла за минутой, и Стелла поняла, что опоздает на поезд и не встретит Чарли, как обещала. На несколько секунд это повергло ее в панику, и она побежала на высоких каблуках к ближайшему перекрестку, где движение было более оживленным.
И вдруг поняла, что ей наплевать. Пусть она не поспеет к этому поезду. Пусть опоздает. Чарли поедет домой на автобусе, она выдумает какое-нибудь объяснение, и все обойдется. Стелла обладала живым умом и сообразила, что не простила мальчику наушничества. В поезд она вошла за минуту до отхода, села у окна и смотрела на дома и огороды за высокими заборами, на белье, колышущееся на ветру. Вначале шли железнодорожные насыпи, заводы, стройплощадки, затем потянулись поля и луга. Стелла думала об Эдгаре. Ее тронуло его требование не позволять Максу прикасаться к ней. Ей было понятно, сказала Стелла, какой чудовищной может стать ревность в подобных условиях. Разве их положение, рассуждала она, со всеми его трудностями и разочарованиями, не является питательной почвой для ревности? Эдгар оторван от всего мира, для него на ней свет клином сошелся, а она, расставшись с ним, возвращается в дом и постель ненавистного ему человека. Такое положение легко может возбудить ревность. Она пойдет на все, чтобы этого не допустить. У них и без того немало проблем.
Я откровенно удивился этому проявлению наивности. Неужели она была так слепа и не видела опасности, которой подвергалась? Неужели жизнь среди психиатров ничему ее не научила?