Книга 1977. Кошмар Чапелтауна - Дэвид Пис

Ноубл достает из кармана пиджака пачку пятерок, наклоняется вперед и засовывает их Радкину в верхний карман.

– Заместитель начальника полиции хочет, чтобы вы сходили куда-нибудь с мистером Бартоном, напоили его и проследили, чтобы он как следует повеселился. Типа, не обижайся, чувак и т. п.

– Е-мое! – говорит Радкин. – У нас работы по горло, Пит. Вся эта фигня из Престона, да ты еще Боба кинул на эти чертовы почтовые ограбления. А теперь вот и это. У нас нет времени.

Я смотрю на столешницу – в ее пластиковой поверхности отражаются лампы.

Ноубл наклоняется и похлопывает по верхнему карману Радкина.

– Прекрати ныть, Джон, и займись делом.

Радкин ждет, пока Ноубл не уйдет, и взрывается:

– Сука. Падла гребаная.

Мы встаем, неловкие, как пара деревянных марионеток.

Эллис сидит за рулем «ровера» и ждет.

Бартон – на заднем сиденье, прислонив голову в дредах к стеклу, на нем – огромные штаны и узенькая курточка.

Радкин садится к нему.

– Куда?

Я сажусь вперед.

Бартон сидит, уставившись в окно.

– Ну, ты чего, Стив? Куда поедем?

– Домой, – бормочет он.

– Домой? Зачем тебе сейчас домой? Еще только три часа дня. Поехали лучше выпьем все вместе.

Бартон знает, что у него нет выбора.

Эллис заводит мотор и спрашивает:

– Ну так что, куда едем?

– В Брэдфорд. В Мэннингем, – говорит Радкин.

– Так и быть, в Брэдфорд, – улыбается Эллис.

Мы выезжаем с милгартской стоянки.

Он включает радио. Я закрываю глаза.

Я просыпаюсь, когда мы подъезжаем к Мэннингему, по радио – группа «Уингз», на заднем сиденье – Бартон, как черный призрак.

Эллис паркуется у клуба «Нью Адельфай».

– Как считаешь, Стив? – спрашивает Радкин.

Стив молчит.

– Я слышал, неплохое место, – говорит Эллис, и мы выходим из машины.

На ступенях вчерашняя блевотина. Внутри «Нью Адельфай» оказывается огромным бальным залом с высокими потолками и бархатистыми обоями. Публика – смешанная, взболтанная и хорошо, бля, встряхнутая, а ведь еще нет и четырех.

Я разбит, плечи опущены, голова раскалывается, стриптиза не будет до шести, из динамиков несется какое-то дерьмо в стиле регги:

– Твоя мать хочет знать, где ты пропадаешь…

Радкин поворачивается к Стиву и говорит:

– Видишь, прямо специально для тебя.

Стив кивает, и мы усаживаем его в углу под лестницей, ведущей на балкон, я – с одной стороны, Радкин – с другой, Эллис – у барной стойки.

Так мы и сидим втроем, молчим, осматриваем зал: черные лица, белые лица.

– Знакомых видишь? – спрашивает Радкин.

Бартон качает головой.

– Это хорошо, а то народ еще подумает, что ты у нас стукачом заделался. Нам ведь это ни к чему, правда?

Эллис возвращается с полным подносом пивных кружек и стопок.

Он подает Бартону большой стакан рома с кока-колой.

– На-ка, выпей.

– Эй, Стив, – смеется Радкин. – Ты здесь часто бываешь?

Мы смеемся. Стив нет.

Пройдет еще много времени, прежде чем он снова начнет смеяться.

Эллис возвращается к стойке и приносит новые напитки, новые порции рома с кока-колой, мы выпиваем их – он опять идет к стойке.

И мы сидим вчетвером, говорим о том о сем, бесконечный регги, таксисты-пакистанцы снуют туда-сюда, шлюхи выламываются на танцполе, старперы дуются в домино, крысоподобные белые пацаны в свитерочках с V-образным вырезом на голое тело, жирномордые черные, покачивающие головами в такт музыке.

– Что ты видишь ночью, когда стоишь под звездным небом…

Радкин и Эллис сидят голова к голове, прикалываются над одной из баб, сидящих за стойкой, она показывает им пальцами «розетку».

– Останься дома, сестренка, останься дома…

Внезапно Бартон наклоняется ко мне через стол, его рука – на моем плече, глаза пожелтели, изо рта воняет. Он говорит:

– Вся эта херня про Кенни и Мари, это что – правда?

Я смотрю на него, на тесную курточку и обвислые штаны, но вижу его в Брюхе под серым одеялом, вижу, как дергается его рука, вижу журналы на полу.

– Ты должен мне сказать. Я знаю, ты корешишься с Кенни и Джо Ро. Я ничего не собираюсь делать, мне просто надо знать.

Я снимаю его руку со своей и отталкиваю, кидая ему в лицо:

– Да мне насрать на твои проблемы. Тебе, парень, самому надо быть в курсе.

Он откидывается на спинку стула, Радкин кидает ему еще одну сигарету, Эллис снова идет к стойке и приносит новые напитки, новые порции рома с кока-колой, а регги все никак не сдохнет:

– Беги-беги, малышка, далеко не убежишь…

Когда я снова смотрю на часы, оказывается, что уже почти шесть, и я хочу исчезнуть, исчезнуть, как Стив, который к этому времени уже набухался как следует, голова – на столе, дреды – в пепельнице.

Музыка прекращается, микрофон воет на весь зал, прожектор высвечивает тяжелый красный занавес в глубине сцены.

Заиграла «АББА», «королева танца», занавес раздвигается, за ним обнаруживается дряблая брюнетка в покрытом блестками купальнике с остекленевшим взглядом и расслабленными конечностями.

– Наша глупая макака пропустит все самое интересное, – говорит Эллис заплетающимся языком, кивая в сторону Бартона.

Брюнетка начинает подавать признаки жизни.

– Майк, ты меня, бля, достал, – шипит на него Радкин, вставая и направляясь к лестнице на балкон.

– Что это ему за вожжа под хвост попала?

– Тебе надо учиться людей понимать, на хрен.

Майк снова заводится, стеная, скуля, зализывая раны.

– Последи лучше за нашей Спящей красавицей, – говорю я и иду за Радкиным на лестницу.

Он стоит, облокотившись на перила балкона, глядя на блеклую стриптизершу.

– Отличный вид, – говорю я, локоть к локтю на перилах.

Все мужики внизу стоят лицом к сцене, бабы трутся между ними, одна из них подкидывает вверх несколько орешков и ловит их в декольте.

Радкин крутит виски на дне стакана и говорит:

– Ты же знаешь, как теперь все будет, да?

Думаю, ну вот, бля, начинается, говорю:

– Нет. А как теперь все будет?