Книга Пир Джона Сатурналла - Лоуренс Норфолк

Тлеющий костер мерцал красным светом. В темноте смутно вырисовывались полуразрушенные стены и могучие кроны деревьев. Тонкие струйки дыма поднимались от углей и улетали в дымоход. Матушка скользила пальцами по стволам огромных пальм, отягощенных гроздьями фиников. С ветвей их свисали ульи, истекающие медом, а земля под ними была усеяна крокусами. Потом ее пальцы побежали по диковинным письменам в кубке, и она начала читать:

— «В первом саду произрастали финиковые пальмы. Пчелы заполняли медом соты в ульях, и крокусы давали шафран. Пусть же первое угощение будет подано в таком изобилии, чтобы все и каждый могли зачерпнуть полную чашу. Пусть же Пир начнется с пряного вина…»

Внимая чтению, Джон почувствовал, как очнулся и зашевелился демон у него в горле. Новое тепло потекло по его жилам — не знакомый жар гнева, а приятное тепло: как будто горячее вино наполняло его желудок, загашая раскаленный уголек, утоляя жгучую боль. Пьянящие ароматы защекотали ноздри. Вино дымилось в воображаемом шаровидном сосуде, и Джон видел блестящую поверхность напитка так ясно, словно сам только что окунул в него чашу. Так вот чему хотела научить матушка, подумал мальчик. Вот почему он долгими часами сидел над книгой. Голод отступил, а вместе с ним и гнев. Это наш пир, подумал Джон. И он навсегда останется с нами. Странное умиротворение воцарилось в его душе.

— «Второй сад Сатурн насадил в воздухе. Жаворонки и цапли тучнели в кронах деревьев. Ржанки и остроклювые бекасы покачивались на высоких ветвях. Разнообразная пернатая дичь откармливалась в своих гнездах…»

Селяне пели про обычных гуся и утку, вспомнил Джон. Женщины, заходившие к ним в хижину, обсуждали лакомство из цыплячьих лапок. А на страницах книги с деревьев вспархивали самые диковинные птицы. Каждый сад содержал в себе превосходнейшие угощения. Пустой желудок мальчика громко урчал и бурчал. Но голод заглушало вновь обретенное понимание, что блюда Сатурнова Пира всегда ждали их здесь.

Той ночью кашель отпустил матушку и даже озноб не бил. Джон спал рядом с ней крепким сном.

Теперь Сюзанна доставала книгу каждый вечер. Третьим садом была река, где из воды выпрыгивали разные рыбы. Четвертым — море с кишащим крабами берегом. Потом начались фруктовые сады. «Домик», замеченный мальчиком еще на первых страницах, при каждом следующем появлении становился больше: превратился сначала в огромный домище, а потом в настоящий дворец с высоченной дымовой трубой. Днем у Джона, как и раньше, сводило живот от голода. Но когда наступала темнота, в разрушенном трапезном зале Беллики начинался Сатурнов Пир. Вечер за вечером разнообразные плоды садов древнего бога проплывали перед ним на подносах — и в скором времени Джон уже мог, откинувшись спиной к каменной стенке очага и закрыв глаза, по памяти повторять вслух слова вместе с матерью. Когда он спросил, откуда она знает, как читаются письменные знаки, на ее лицо набежала тень.

— Один ученый человек научил меня, — коротко ответила она. — Человек, говоривший на всех языках мира.

Но не говоривший правды ни на одном из них, вспомнил Джон. Он подался вперед, собираясь задать следующий вопрос, но матушка вдруг зашлась кашлем, и мальчик промолчал.

С течением дней Сюзанна все больше слабела и уставала все быстрее. Она едва удерживала в руках тяжелый том, и наконец Джон забрал его у нее и стал сам читать вслух описания блюд. Матушка с облегчением откинулась к очажной стенке. Одного его голоса для нее довольно, чтобы насытиться, сказала она. Слушая своего Джонни, она не испытывает ни голода, ни холода. Каждый вечер мальчик углублялся все дальше в чудесные сады, представленные в книге. Каждый вечер блюда Пира приумножались, и матушка блаженно улыбалась, словно ощущая на языке вкус изысканных яств и чувствуя жар пылающих печей.

Они пекли каштановый хлеб. «Райские хлебцы» — так называла Сюзанна обугленные крендельки. Люди Беллики питались так же. Почитатели Сатурна всю жизнь проводили в Пиру, говорила она. Теперь и они с Джонни будут пировать вечно.

Конечно, ведь Пир здесь, с ними, думал Джон, рыская в голом зимнем лесу в поисках съестного. Он собирал последние сморщенные каштаны с промерзшей земли и искал побитые морозом фрукты в садах. Каждую ночь, после чтения, он крепко прижимался к матери, чтобы согреться, и до самого рассвета чувствовал, как она дрожит. А с утра пораньше снова отправлялся на поиски пропитания.

Щедрость леса Баклы истощилась. Каштаны закончились, а все оставшиеся в саду яблоки сгнили. Пальцы у Джона ломило от холода, но он не обращал внимания. Им нужно лишь продержаться до весны. Матушка просто ждет, когда дороги станут проходимыми. Тогда они уйдут отсюда. Возьмут с собой свой Пир и уйдут…

Так протекали дни. Однажды, когда Джон разбивал лед в желобе, над ним вдруг раздался резкий шум, заставивший его вздрогнуть. Подняв голову, он увидел растрепанную птицу, падающую сквозь посеребренные инеем ветки, — лесного голубя с безжизненно раскинутыми крыльями. Над деревом кружил ястреб.

Джон прибежал к матери с добычей, еще не успевшей остыть у него в руках. Он ощипал голубя окоченевшими пальцами, потом, как сумел, выпотрошил с помощью ножа и пристроил на вертеле над костром. Когда тушка прожарилась, мальчик разломил ее пополам, но мать не взяла свою долю.

— Кушай сам.

Она находит убежище в книге, сказала Сюзанна, и питается словами, в ней написанными. Джон кивнул, срывая зубами горячее мясо с костей. Потом он листал сальными пальцами страницы, вызывая в холодной ночи видения жарко пылающих очагов и уставленных яствами столов. Матушка поправляла, когда он ошибался, и заставляла повторять фразы по нескольку раз. Каждое утро лед в желобе становился толще. Сюзанна совсем перестала есть, только воду пила. Кашляя, она отворачивалась, чтобы сын не видел крови. Сатурнов Пир поможет нам пережить зиму, говорил себе мальчик. Весной опять откроются дороги. В Каррборо или Саутон.

Каждый вечер Джон читал все дальше. Каждый вечер Пир становился все богаче. Теперь матушка бóльшую часть дня спала, сберегая силы, чтобы сидеть и слушать вечером. Наконец Джон добрался до последней страницы. Но только он хотел ее перелистнуть, как Сюзанна подняла ладонь:

— Подожди.

Он недоуменно вскинул глаза. Мерцающий свет костра отбрасывал пляшущие тени на россыпь камней, выпавших из кладки. Худые руки, облитые красными отблесками огня, протянулись к тяжелому темному тому. Джон услышал, как хрустнула толстая бумага, когда мать перевернула последнюю страницу, и устремил взгляд в книгу.

Дворец не раз появлялся на предыдущих страницах, но теперь Джон находился внутри, в пиршественном зале. В громадном очаге ярко пылал огонь, за высокими сводчатыми окнами простирались все сады, представленные в книге: фруктовые насаждения, леса и реки, даже море вдали…

Это же долина Бакленд, сообразил Джон. Но такая, какой была в давнем прошлом. За окнами дворца виднелся уступчатый склон, исхоженный им вдоль и поперек, их хижина у подножья и даже желоб с родниковой водой. Никакой церкви еще не было, за деревенским лугом расстилалась широкая длинная долина с извилистой рекой, протекающей мимо других фруктовых садов, цветников, прудов и полей. На месте нынешних болот на Равнинах разливалось сверкающее мелкое море, как и говорила матушка. Рядом с ним по всей длине долины тянулись сады Беллики. А в пиршественном зале дворца находились все плоды, в них собранные.