Книга Праздник, который всегда с тобой - Эрнест Хемингуэй

Некоторое время мы ели и пили молча, отдавая даньблагородству Эзры. Я вдруг почувствовал, что соскучился по Эзре, и пожалел, чтоего здесь нет. Ему, как и мне, marennes были не по карману. — Джойс великийписатель, — сказал Уолш. — Великий. Великий.

— Да, великий, — сказал я. — И хороший товарищ. Мыподружились в тот чудесный период его жизни, когда он кончил «Улисса» и еще неначал работать над тем, что долгое время называлось «Работа в развитии». Ядумал о Джойсе и припомнил очень многое. — Как жаль, что зрение у него слабеет,— сказал Уолш.

— Ему тоже жаль, — сказал я.

— Это трагедия нашего времени, — сообщил Уолш. — У всехчто-нибудь да не так, — сказал я, пытаясь оживить застольную беседу.

— Только не у вас, — обрушил он на меня все свое обаяние, ина лице его появилась печать смерти.

— Вы хотите сказать, что я не отмечен печатью смерти? —спросил я, не удержавшись.

— Нет. Вы отмечены печатью Жизни. — Последнее слово онпроизнес с большой буквы.

— Дайте мне только время, — сказал я.

Ему захотелось хорошего бифштекса с кровью, и я заказал дватурнедо под беарнским соусом. Я подумал, что масло будет ему полезно. — Можетбыть, красного вина? — спросил он.

Подошел sommelier[31], и я заказал «шатонеф дю пап». «Потомя погуляю по набережным, и хмель у меня выветрится. А он пусть проспится илиеще что-нибудь придумает. Я найду, куда себя деть», — подумал я. Делопрояснилось, когда мы доели бифштексы с жареным картофелем и на две третиопустошили бутылку «шатонеф дю пап», которое днем не пьют. — К чему ходитьвокруг да около, — сказал он. — Вы знаете, что нашу премию получите вы?

— Разве? — спросил я. — За что?

— Ее получите вы, — сказал он и начал говорить — о том, чтоя написал, а я перестал слушать.

Когда меня хвалили в глаза, мне становилось тошно. Я смотрелна него, на его лицо с печатью смерти и думал: «Хочешь одурачить меня своейчахоткой, шулер. Я видел батальон на пыльной дороге, и каждый третий былобречен на смерть или на то, что хуже смерти, и не было на их лицах никакихпечатей, а только пыль. Слышишь, ты, со своей печатью, ты, шулер, наживающийсяна своей смерти. А сейчас ты хочешь меня одурачить. Не одурачивай, да неодурачен будешь». Только смерть его не дурачила. Она действительно была близка.— Мне кажется, я не заслужил ее, Эрнест, — сказал я, с удовольствием называяего своим именем, которое я ненавидел. — Кроме того, Эрнест, это было бынеэтично.

— Не правда ли, странно, что мы с вами тезки?

— Да, Эрнест, — сказал я. — Мы оба должны быть достойныэтого имени.

Вам ясно, что я имею в виду, не так ли, Эрнест?[32] — Да,Эрнест, — сказал он и одарил меня своим грустным ирландским обаянием.

И после я был очень мил с ним и с его журналом, а когда унего началось кровохарканье и он уехал из Парижа, попросив меня проследить занабором журнала в типографии, где не умели читать по-английски, я выполнил егопросьбу. Один раз я присутствовал при его кровохарканье; тут не было никакойфальши, и я понял, что он действительно скоро умрет, и в то трудное в моейжизни время мне доставляло удовольствие быть с ним особенно милым, какдоставляло удовольствие называть его Эрнестом. Кроме того, я восхищался егосоредактором и уважал ее. Она не обещала мне никаких премий. Она хотела толькосоздать хороший журнал и как следует платить своим авторам. Однажды, многопозже, я встретил Джойса, который шел один по бульвару Сен-Жермен послеутреннего спектакля. Он любил слушать актеров, хотя и не видел их. Он пригласилменя выпить, и мы зашли в «Де-Маго» и заказали сухого хереса, хотя те, ктопишет о Джойсе, утверждают, что он не пил ничего, кроме белых швейцарских вин.

— Что слышно об Уолше? — спросил Джойс.

— Как был сволочью, так и остался, — сказал я, — Он обещалвам эту премию? — спросил Джойс. — Да.

— Я так и думал, — сказал Джойс.

— Он обещал ее и вам?

— Да, — сказал Джойс, а потом он спросил: — Как, по-вашему,он обещал ее Паунду?

— Не знаю.

— Лучше его не спрашивать, — сказал Джойс.

Мы больше не говорили об этом. Я рассказал Джойсу, каквпервые увидел Уолша в студии Эзры с двумя девицами в длинных меховых манто, иэта история доставила ему большое удовольствие.