Книга Кровь на палубе - Иван Любенко

Все пассажиры первого класса, вместе с Анастасией Вяльцевой и аккомпаниатором Самсоном Блюмом, вошли в подземелье по истертым временем каменным ступенькам.

В полумраке раздался голос господина Саита:

– В эпоху императоров этот вход был замаскирован пьедесталами фигур животных; но внимательный путник по дрожанию земли мог распознать, что в самой глубине скрыты чудовищные силы. Уже здесь посетителя встречал оглушительный, раздражающий шум. Колеса в два человеческих роста с сумасшедшей быстротой рассекали воздух и приводили в движение другие приспособления, служившие для наполнения бассейнов. Дневной свет едва проникал сюда через несколько отверстий, зияющих в своде. Скрип подземных механизмов и шум извергающейся во тьме воды напоминали преисподнюю и приводили людей в трепет. А вот здесь, слева от входа, – турок осветил место, – находятся замурованные теперь отверстия; через них столетия назад вода поступала внутрь. Всего вы можете насчитать двести двадцать четыре колонны, расположенные в пятнадцать рядов на расстоянии немногим более полутора саженей друг от друга. Каждая из них состоит из трех гладких частей. Все они связаны между собой аркадами. – Проводник окинул присутствующих взглядом и, улыбнувшись, добавил: – Предлагаю вам побродить вокруг и почувствовать грандиозность этого сооружения. А я подожду вас наверху.

Полутемное подземелье теперь служило мастерской для изготовления шелка. Повсюду слышалось жужжание вращающихся прялок, за которыми сидели десятки мальчиков. В некоторых местах сумрак сгущался и переходил в темноту. Сверху падали капли и пахло сыростью.

– Пойдем наверх, мне страшно. – Вероника Альбертовна взяла мужа за локоть.

– Место мрачноватое, не спорю. Но бояться нечего, здесь полно людей.

Экскурсанты вышли на свет божий и стали рассаживаться по экипажам, и только Лепорелов не торопился.

– Елизар Матвеевич, вы кого-то ждете? – поинтересовался профессор.

– Да вот Лиидор Макарович куда-то запропастился… Я, пожалуй, за ним схожу. – И учитель ботаники спустился вниз.

– А с учеными мужами всегда так, – обращаясь к мичману Асташкину, негромко сказал Пустоселов. – Они народ увлекающийся. Заприметят какую-нибудь бабочку или там жука и давай лазить за ними на четвереньках, пока не поймают. Но ведь и тогда не успокоятся! Им, видите ли, надобно умертвить букашку, нанизать несчастное создание на иголку и высушить. Жестокий народ – чистые татары. Ради пестиков и тычинок мамой родной готовы пожертвовать. Вот и сейчас… Разве годится всем ждать одного человека, пусть даже он и лучший в городе преподаватель географии? А все дело в том, что субъект этот всех нас не уважает и за людей порядочных не считает. Да-да, поверьте! А у самого еще в носе не кругло… даром что учитель.

Снова послышались шаги, и показался Лепорелов. Ботаник был бледен как известь. Он округлил рот, силясь что-то сказать, но, кроме сиплого придыхания, похожего на букву «о», ничего другого из него не выходило. Пустоселов достал из внутреннего кармана сюртука фляжку, отвинтил пробку и молча протянул учителю. Тот с радостью сделал несколько больших глотков и, занюхав по-мужицки рукавом, изрек:

– Завесова убили…

– Как? – испуганно проронил купец. – Кто? – Видимо осознав глупость последнего вопроса, он крикнул: – Клим Пантелеевич, не могли бы вы подойти к нам?

– Что случилось? – присяжный поверенный изумленно оглядел Пустоселова. – Вам нездоровится?

– Завесова порешили!

– Где?

Негоциант указал в сторону подземелья. Ардашев немедля бросился внутрь. Оказавшись под сумрачным сводом, он не обнаружил ничего подозрительного. Непринужденное бормотание мальчиков-шелкопрядов сливалось в ровный гул, заполнявший собой самые потаенные уголки каменного сада. Все так же свистели и постукивали веретена да наматывались нитки, образуя пузатые шелковые клубки, но за дальней колонной мелькнула чья-то подошва. Приблизившись, присяжный поверенный увидел географа, лежащего на боку с неестественно подвернутой под туловище рукой. На темени проглядывались темно-багровые пятна, а рядом – лужа крови. Его глаза были открыты, а на лице застыла сардоническая улыбка.

– Боже милосердный! – послышалось сзади.

Адвокат обернулся. Перед ним стоял Пустоселов и трясся, как гуммиластик:

– Господи Иисусе!

– Афанасий Пантелеймонович, а вы огня не раздобудете? Свеча меня бы очень устроила.

– Да-да, – негоциант растерянно кивнул и удалился.

Ардашев огляделся. Глаза понемногу стали привыкать к сумраку. В углу он заметил окровавленный камень. «Значит, его прежде оглушили и только потом зарезали. Так-с… Преступник вряд ли забрал с собою улику. Скорее всего, он бросил нож где-то поблизости», – мысли вихрем проносились в голове присяжного поверенного, но самого орудия нигде не было видно. Пол был чист, словно кто-то заранее подмел в этом месте. По какому-то необъяснимому наитию он поднял голову – из каменной расщелины торчала рукоять. Обхватив ее носовым платком, Клим Пантелеевич аккуратно потянул на себя. Послышались шаги. Впереди с наспех изготовленным факелом показался купец, а за ним – целая вереница испуганного люда. Адвокат вышел им навстречу.

– Господа, я прошу остановиться. Мы должны сохранить следы преступления до прихода полицейского инспектора. – Увидев Ардашева с ножом, процессия опешила. Присяжный поверенный пояснил: – Несчастного, судя по всему, убили этим траншерным ножом. – Раскрыв платок, он обнажил орудие преступления. На лезвии выделялось клеймо: буква «О», а внутри – «К». – Как видите, этот кухонный инструмент взят с «Королевы Ольги», а значит, злоумышленник находится среди нас.

Факел чадил смрадным пламенем, роняя на пол шипящие капли расплавленной материи. Пораженные услышанным, экскурсанты застыли на месте.

IV

Следствие длилось уже несколько часов. Маленький носатый офицер с завитыми кверху усами уже третий раз вызывал Ардашева из камеры задержанных и допрашивал в присутствии переводчика – недавнего экскурсовода. По соседству с ним за расшатанным столиком сидел тщедушный старик-письмоводитель с измазанными в чернилах пальцами. Клим Пантелеевич добросовестно ждал, когда ему переведут фразу, и, немного подумав, выдавал ответ, делая вид, что он не понимает по-турецки. Надо сказать, вежливостью реплики чужеземного дознавателя не отличались, и толмачу приходилось то и дело сглаживать оскорбительность его вопросов.

По мнению местного пинкертона, подозреваемых в убийстве было трое: Лепорелов, Ардашев и Бранков. Если в отношении обнаружившего труп учителя и можно было строить какие-либо предположения, то понять, на каком основании подозревали присяжного поверенного и кинооператора, было очень сложно.

– Потрудитесь объяснить, господин Ардашев, отчего ваш носовой платок в крови? – поигрывая отмытым орудием убийства, следователь с плутовским прищуром уставился на русского туриста.

– Послушайте, господа, я ведь вам уже не единожды объяснял, что воспользовался носовым платком исключительно для того, чтобы не нарушить предположительно имеющиеся на нем отпечатки пальцев.