Книга Стукач - Олег Вихлянцев

– Не где-то, а по службе, – возразил участковый. – У меня окромя Ургала ишшо шесть хуторов по тайге разбросано. Кажный объехать надо…

– Ну-ну! И везде наливают! – понимающе высказался Устимыч.

А Соленый неожиданно решил вступиться за старшину:

– Да что ты, ей-богу, Федор Устимыч, на человека набросился! Присаживайся с нами, Петр Кузьмич! Стакан найдется!

– С превеликими удовольствиями! – одобрительно крякнул участковый и занял свободное место.

Председатель тут же рассказал ему во всех подробностях о сегодняшней встрече с мужиками на лесопилке. Поведал о грядущих переменах, которые сулит запуск заводика и стабильное выполнение плана по переработке леса.

– Хорошее дело задумали, – похвалил старшина. – Значица, ты таперя, Платон Игнатьевич, в новом качестве получаешься. Был охотником, а стал работником. Справишься с мужиком нашенским?

– Да ён йих как тот лом свернет! – заверил председатель. – Ты ба видал, Кузьмич, как ён железяку на лесопилке выгнул!

– Ох, робяты, – покачал головой изрядно захмелевший старшина. – Человек – ён не железяка. С йим по-другому надо-тить.

– По головке, что ли, гладить? – насмешливо спросил Устимыч.

– Нет, я не против строгости. Но и о понимании не забывать. К человеку с душой надотить, чтоб ён заботу твою почул, сам к табе потягнул. Тады и дело сладится.

– Ну ты прям как поп! – развел руки Устимыч. – Тока рясы и не хватат!

– Ты, председатель, попом каким не обзывайся. А людёв любить надотить. В каком ба какчестве ни ходил. Хучь председатель, хучь участковый, а хучь ба дажа вона, – он кивнул на сидящего рядом Соленого, – бригадир артели…

* * *

– Моя зона «воровской»[30]не будет! – решительно заявил при утреннем разводе на работы начальник колонии майор Загниборода. – И не надейтесь, ублюдки! Как была «красной»[31], так и останется…

Справедливости ради надо заметить, что эта исправительная колония как раз «красной» не была никогда. При внешнем соблюдении режима и худом ли, бедном ли, но все же выполнении производственного плана бал здесь правили личности типа сбежавшего Соленого, Барсука и Лелика. А потому всех немало удивило заявление кума[32]. Серьезность своих намерений майор Загниборода подтвердил еще и тем, что выгнал на развод всех без исключения блатных. Даже неприкосновенного Лелика перетащили из лазарета – комфортного, по лагерным понятиям, убежища – в общий барак. И стало понятно, что администрация принялась закручивать гайки. Лагерный народ воспринял бы все происходящее с известной долей скептицизма и равнодушия – «мужикам» по-любому пахать в поте лица, а блатные лазейку найдут даже там, где ее нет, – если бы меры по наведению порядка не принимались столь жестким образом. ШИЗО был переполнен. Пресс-хата функционировала практически круглые сутки. Нормировщики, закрывающие наряды по выполнению плана, зверели не по дням, а по часам. А оперативная часть колонии была вдвое увеличена. Кроме того, на две трети заменили надзирателей и контролеров. Среди уволенных и отправленных к новому месту службы оказались и подкупленные зеками.

Воровские группы активизировались. Были предприняты попытки получить хоть какую-нибудь информацию с воли. Туда, за колючку, малявы[33]уходили. И обратно шли. Но если раньше из пяти перебросов удачными были два, то теперь каждый пакет, переброшенный с той стороны забора, перехватывался патрулями по периметру или оперативниками внутри колонии. На территории промышленной зоны – там, где заключенные валили лес и выкорчевывали пни, – как грибы, выросли полевые городки внутренних войск. Солдаты были с собаками и вооружены до зубов. «Глаза» установили чуть ли не за каждым осужденным.

Загниборода своим решением урезал обеденную норму и запретил выдавать печенье-конфеты-сигареты в лагерном ларьке. В лазарете применяли лишь два вида медикаментов: мазь Вишневского и зеленку.

Зеки начали тихо звереть. Вскоре эта тихая озверелость перешла в неприкрытую. Участились случаи нарушения режима. Кровавые побоища стали обычным делом даже в среде «мужиков» и «чертей». Спокойные и заморенные, тяжкой работой, они обычно не влезали ни в какие конфликты и разборки. Теперь же цепляли друг друга по мелочам, раздражались по малейшему поводу и готовы бьши перегрызть ближнему глотку лишь за не понравившийся взгляд. Был бы повод.

Кого-то из провинившихся «случайно забыли» в камере штрафного изолятора, и он умер там от голода и холода. Поговаривают, что орал как бешеный и долбился в окованные железом двери. Но у охранников словно уши заложило. Умершего похоронили на лагерном кладбище под литерным номером, да и дело с концом.

– Хоть все тут передохните! – говорил перед строем на разводе майор Загниборода. – Землицы хватит – похороним. А нет, так в топках сожжем.

Командиру батальона охраны досрочно присвоили звание майора внутренней службы, а Загниборода стал подполковником. Численность солдат увеличилась с трехсот до пятисот. В срочном порядке провели перевооружение. Неплохие в обшем-то АК-47 заменили на еще более усовершенствованные – АКМ[34]. Каждый взвод солдат имел теперь в штате снайпера, вооруженного СВД[35]. Из техники, чего раньше не наблюдалось, в парке появились бронетранспортеры с крупнокалиберными пулеметами в башнях.

– Всю блатату с корнем выдеру! – торжественно обещал подполковник внутренней службы Загниборода.

Вторая звезда на погон, похоже, прибавила ему служебного рвения. Так думали зеки. Они были не в курсе, что начальник колонии лезет из кожи по другой причине. В Главном управлении исправительно-трудовых учреждений МВД СССР его заверили, что в случае удачного проведения готовящейся секретной операции на территории вверенного ему хозяйства он будет переведен из таежной глуши в Хабаровск или Новосибирск на штабную должность. Кому ж не охота! Сидеть в теплом кабинете, имея нормированный рабочий день и пятидневную трудовую неделю всегда приятнее, чем без выходных шастать по баракам и нюхать зековскую парашу. А уж на старости лет – тем более. Глаза б его не видели эту зону…

– Повторяю в последний раз! – объявлял Загниборода на утреннем разводе. – Поднимете выполнение до ста пятидесяти процентов – восстановлю пайку и открою ларек. В лазарет можете не соваться. Закон такой: лучше работаем – лучше живем. Точка.