Книга Человек с чужим прошлым - Василий Веденеев

Хлопнула дверь, Дымша вышел. Простучали каблуки его сапог по каменным плиткам пола коридора. Вадим остался один.

Тщательно прибрав остатки попойки, он подошел к окну, приоткрыл раму и закурил, пуская дым в щель, из которой тянуло ночной прохладой.

Ну, вот и сocтоялись новые знакомства, произошел весьма любопытный разговор. Сколько событий за один день! И сколько вопросов!

Действительно ли раненый, которому он так неосмотрительно помог в развалинах, взорвал гранатой себя и пытавшихся его захватить немцев? Или это хитрая приманка? Почему Дымша сказал ему об этому и как Тараканов умудрился разглядеть пятна на плаще? Что думать о высказываниях поляка относительно привычек и странностей Тараканова и вообще стирать еще раз плащ или не надо? Кстати, совершенно непонятно, почему его гости пришли вместе, а ушли порознь? И не следует ли теперь ждать откровений Тараканова о Дымше?

Задумавшись, он не заметил, как сигарета догорела и окурок больно ожег пальцы. Выбросив его, Выхин прикрыл окно, снял ботинки и завалился на кровать: какое блаженство лежать, раскинув руки и ноги, лежать на мягкой постели, а не дремать, сидя на жесткой деревянной скамье качающегося вагона — душного, медленно ползущего по рельсам ящика с окнами, туго набитого людьми! Нет, пожалуй, не стоит торопиться, а лучше со всеми вопросами подождать до завтра — новый день, новая пища.

Раздеться сил уже не хватило, и Выхин уснул прямо в одежде… Снились ему лесистые горы в легкой синей дымке, звенящие ручьи и никогда дотоле не виденный им полковник Марчевский, сидевший на белой лошади, которую вел под уздцы весело насвистывавший уланские песни Алоиз Дымша…

* * *

Дымша, тяжело отдуваясь от мучившей его одышки, перебирал руками скользкие от предутренней сырости скобы, вбитые в ствол толстой сосны, взбираясь все выше и выше к тщательно замаскированному в густой кроне дерева помосту, на котором был устроен наблюдательный пункт. Дернуло его вчера так надрызгаться сивушной гадости — шнапса: теперь руки предательски дрожат, ноги осклизаются, того и гляди сорвешься вниз и сломаешь себе шею на радость Тараканову. В том, что тот будет только рад, Дымша почему-то не сомневался.

Во рту сухо и противно, голова пустая, и кажется, что мысли катаются в ней, как мелкие камушки в дешевой детской погремушке. Катаются, словно гоняясь одна за другой, но как камушки живут каждая по отдельности, никак не желая соединиться в одно целое. А надо бы им слиться, приобрести стройность, потянуться замысловатой цепочкой, да не дает еще не выветрившийся похмельный туман.

Нет, не зря он вчера провел столько времени с Выхиным, лакая дешевое немецное пойло. Вбить клин между россиянами — вот что сейчас очень нужно! Посеять сразу же недоверие: пусть таятся друг от друга, подозревают, подглядывают, подслушивают, приходят советоваться обо всем к нему, к Дымше. А уж он-то им насоветует, будьте спокойны! Нельзя допустить, чтобы они спелись, стали если уж не друзьями, то хотя бы приятелями — куда тогда подеваться ему, Алоизу Дымше? Он один должен быть очень нужным Ругге, Шмидту, Марчевскому. Только он один!

Наконец-то и помост! Тяжело перевалившись на него, Алоиз сел, широко раскинул ноги и прислонился спиной к стволу сосны. Хорошо еще додумались сделать небольшой барьерчик — получилось что-то вроде неглубокого гнезда. Не будь этого, пусть и хилого, ограждения, можно вполне свободно загреметь с высоты, особенно в таком состоянии, как сейчас. Вниз даже поглядеть страшно и неприятно — подкатит к горлу волна мутной тошноты, но глядеть придется, правда, не прямо вниз, а вдаль, внимательно осматривая сопредельную сторону, где могут скрываться секреты русских пограничников.

Ну, ничего, надо же дух перевести… Сейчас бедный Дымша маленько передохнет и возьмется за бинокль — вот он, висит на груди, рядом с небольшой серебряной дудкой, из которой можно извлечь звук, весьма похоже имитирующий громкий крик болотной птицы. Какой именно, Алоиз не знал и не очень хотел узнать — разве это так существенно? Главное, что заметив опасность в момент перехода границы его напарником, он должен трижды дать сигнал.

Достав из заднего кармана бриджей плоскую фляжку с коньяком «Вилькенхаузен», который в благословенные довоенные времена стоил по пятнадцать злотых за литр, Дымша, морщась, сделал пару глотков, едва сдерживая желание резко запрокинуть горлышко фляжки в широко открытый рот. Прикрыл глаза и подождал, пока теплая волна дойдет до сердца, заставив его биться ровнее.

Однако толком передохнуть не удалось — требовательно зазуммерил полевой телефон. Неуклюже повернувшись, Алоиз поднял трубку.

— Что вы там копаетесь?! — послышался раздраженный голос Тараканова.

— Осматриваю полосу, — вздохнув, ответил Дымша. — Не торопитесь.

— Скоро будет совсем светло! — Тараканов дал отбой.

Положив трубку, Дымша заставил себя посмотреть вниз. Там у подножия сосны, темным пятном выделялась фигура Владимира Ивановича, одетого в немецкий маскировочный костюм. Какое все-таки счастье, что Ругге не заставляет его, Дымшу, ползать на пузе через границу, считая для этого недостаточно молодым и здоровым. Есть у немца здравый смысл, понимает: бывший офицер разведки Алоиз Дымша может принести больше пользы здесь, а не по ту сторону.

Подняв бинокль, он отрегулировал резкость и начал методично осматривать линию границы, метр за метром. Русские применяли систему патрулей и секретов, проложили контрольно-следовую полосу, умело маскировались и вообще стерегли границу так, словно от этого зависело все их существование. Такого рвения Дымша не понимал и уж ни в коем случае не мог одобрить, но относился к нему с невольным уважением, как уважают сильного противника.

Так, где сегодня могут притаиться мужички в зеленых фуражках? Вряд ли они засядут по горло в холодной вонючей болотной жиже — именно через болотину обычно и проходил путь людей Ругге на ту сторону.

Тщательно осмотрев края болота, Алоиз не заметил ничего подозрительного, но, не доверяя сам себе, снова и снова, до рези в глазах, всматривался в серые, только начинающие зеленеть кусты, пучки торчащей прошлогодней травы, заросли жухлого камыша.

Смотреть мешали кроны стоявших впереди деревьев. Сколько раз он хотел предложить спилить хотя бы два-три из них, но потом, поразмыслив, отказывался от этого — лучше напрягать зрение в предутренней дымке, чем быть обнаруженным русскими пограничниками. Стоит им только засечь «гнездо» наблюдателя на сосне, как последуют ответные меры. И тогда неизвестно, что могут решить Ругге или Шмидт, а они большие мастаки на выдумки. Не стало бы хуже — пусть противно лазить на высоту, пусть тяжело глазам, но зато пока безопасно.

В сером свете нарождающегося утра все казалось словно стертым, потерявшим ясные очертания и краски. Хорошо еще нет тумана. Хотя кому хорошо, а кому и не очень — Тараканов наверняка предпочел бы идти в молочной мгле, чем при ясной погоде.

Снова зазуммерил телефон. Дымша снял трубку.

— Время! — резко сказал Владимир Иванович.