Книга Привилегия десанта - Владимир Осипенко

После этого сгребаю полотенце в пятерню и, наворачивая его на кулак, рву борова на себя. Полотенце удавкой перехватило горло горемыки. Глаза полезли из орбит, а изо рта закусь. Он попытался махнуть рукой, как будто хотел согнать с моего лица муху. Через три секунды рука, которой он ухватился за мой кулак, ослабла, глазки закатились, и он рухнул прямо на сдвинутые табуреты. Не давая долететь до пола и не выпуская полотенце, поволок страдальца за длинный язык в коридор. По дороге он некрасиво дёргал ногами, словно ехал на велосипеде. Прислонил тело к стене, разгладил на груди полотенце и от души врезал ладонью по толстой роже. Надо же помочь человеку прийти в сознание! Когда он заморгал, вернулся в комнату. Участники пьянки стояли молча, как у гроба, безвременно покинувшего их друга и даже не жевали то, что было во рту.

— Я пошёл, помою руки после этой мрази, а когда вернусь, ты, — я указал пальцем на «трубопроводчика», — доложишь о наведении порядка.

Когда вернулся, ни тела в коридоре, ни следов попойки в комнате не обнаружил. Только запах. И мелкого не видно.

— Я отпустил его, а то, боюсь, он мог обмочиться, — сказал старлей, расправляя свою постель.

Толком не зная местных законов и традиций, я ждал появления чего-нибудь типа патруля, коменданта… Всё-таки опасался, что меня могут не пустить в Афган! И действительно, через минут десять раздался стук в дверь! Комната на десять коек, проходной двор! — и кто-то стучит! Я напрягся:

— Заходите!

Заходят двое лейтенантов, бледные, чистенькие, с чемоданами. Понятно, новенькие. А я, значит, на вторую ночь уже старенький.

— Разрешите… нам сказали, что у вас есть места…

— Про правила ничего не сказали?

— Нет, только что-то про дисбат…

— Понятно, но это не для всех. Это надо заслужить. Располагайтесь.

Больше нас никто не побеспокоил.

* * *

Апофеоз пересылки — таможня. Каждый вёз что-нибудь запрещённое или лишнее. Я, например, медицинский спирт, замаскированный под шампанское. Каждый вибрирует, кроме тех, кого руководство пересылки под белы руки само заносит на таможню. Гол как сокол, но документы в порядке. Кто-то здесь же прямо из горла допивал лишнюю водку и просил окружающих помочь. Кто-то нервно перекладывал что-то из кармана в чемодан и наоборот.

Я стоял перед сытым таможенником, как государственный изменник. Ну, как можно задавать вопрос: «Чужого ничего нет?», когда у меня полно: кому письмо, кому детский рисунок, кому какая-то безделица, напоминающая дом. Каждый пятый офицер полка воюет в Афгане. Не взять не мог и врать не умею. А этот, зараза, всё видит и тянет жилы. Но, убедившись, что я — «мелкая картошка», пропускает в накопитель.

Уже как бы не Союз, ещё не Афган. По крайней мере, пересылка, до свидания!

Героический ореол

Будь у героев время подумать,

героизма вовсе бы не было.

Питер Устинов

Уткнувшись головой в иллюминатор ИЛ-18, я старался рассмотреть и понять, что там внизу. Догадывался по времени, что точно не Союз, а загадочный, дикий, неизвестный и манящий Афганистан, но ничего более конкретного. Неужели свершилось, и я перестал быть ущербным. Неужели со всеми, вернувшимися оттуда, я теперь смогу разговаривать на равных и не заглядывать в глаза снизу вверх. О том, смогу ли я, как-то не думалось. Что значит не смогу? Чего там есть такого, чего я не смогу? А вдруг… сейчас развернётся и опять Тузель.

С такими мыслями я сидел в довольно удобном кресле и желал только одного — побыстрее приземлиться в Кабуле. Я даже не представить себе не мог, сколько людей сейчас там внизу имеют желание диаметрально противоположное моему! Словно подслушав мои мысли, этот сугубо гражданский самолёт заложил совсем не гражданский крен и стал стремительно снижаться. Я ещё тогда не знал специфику кабульского аэродрома и не подозревал о повадках «гостеприимных афганцев» со «Стрелами», а потом и со «Стингерами», но сразу понял — это не Союз.

Все аэродромы имеют свой специфичный запах, но этот, кроме привычного аэродромного, накрывал ещё Бог знает какими ароматами. Знакомым был только один — запах полыни, но не чистый, а в сочетании ещё с чем-то непонятным, острым, дразнящим. Солнце светило так, что свободной от чемодана рукой я инстинктивно прикрыл глаза. Внизу бойцы бесцеремонно автоматами указали нам место и в ожидании какого-то начальства велели подождать. Сквозь них, как нож сквозь масло, проник какой-то прапор и подошёл ко мне:

— Капитан Осипенко?

— Да.

— Я за вами.

Он схватил чемодан и попёр буром на бойцов. К моему изумлению, они расступились и пропустили нас. Через десяток шагов прапорщик остановился, посмотрел уважительно на меня, потом на небольшой с виду чемодан, поменял руку и тронулся дальше.

— Мы куда? Тут говорили, какую-то отметку в документах должны сделать по прилёту.

Я всё ещё опасался, что без отметки меня могут куда-то не взять, а что ещё страшнее — отправить назад.

— На хера вам эта пересылка. Вон, через сто метров мы уже в дивизии, отдадите документы и всё, что нужно вам проставят. Уф… Вы, что гири с собой возите?

Вопрос был не праздный, потому как чувство юмора офицеров иногда повергало в шок таможенников, огорчало сослуживцев и сильно разочаровывало домочадцев. Возили через границу туда и обратно гири, гантели, траки, гранаты, мины без взрывателей, полные собрания сочинений и другие не менее необходимые в хозяйстве вещи. Так сказать, привет от провожающих, чтобы помнил. Приходилось соглашаться: да, любимые гири, всегда с собой… Но у меня провожающих офицеров не было. Ни одного. Одни женщины. Полк улетал на учения, и я еле успел перед отходом эшелона передать «дипломат» с водкой, чтобы мужики выпили за мою удачу…

— Не боись, там всё, что надо. Давай помогу.

Впереди какой-то шлагбаум с часовым. Тот без слов посторонился — и мы в дивизии!

— Давайте документы, я сейчас.

Оглядываюсь. Все кругом в «песчанке», а я один, как дрыщ, в ПШ и шинели. Прапор был как намыленный, вьюном крутанулся, пару минут — и сует бумаги уже обратно.

— Готово! Поехали, у меня машина.

— Куда?

— Как куда? В полк!

Во все глаза смотрю по сторонам. Всё необычное, галдящее, смотрящее настороженно и требующее постоянно какой-то «бакшиш». Я улыбался, как интурист, но практически ни от кого не получал ответных улыбок. Мужик бандитского вида толкает телегу, на которой горой свалены внутренности, пропитанный кровью кожаный передник, на ремне два ножа… Ковры просто на асфальте, водила так и проехал по ним… Прямо на дороге полно всякой экзотической скотины… Всё мычит, иакает, блеет, орёт, а разукрашенные машины постоянно сигналят и кое-где буквально бамперами расчищают себе дорогу. Хоть уши затыкай.