Книга Разбитое сердце - Барбара Картленд

— У меня была старая няня, — сказал он, — которая говаривала: «лучше опоздать на тридцать минут в этой временной жизни, чем оказаться в вечности на тридцать лет раньше срока». Мудрая была женщина, и чем старше я становлюсь, тем более обнаруживаю в себе согласия с этой и другими ее максимами.

— А у нас в Канаде у детей нянь, как правило, не бывает, их воспитывают собственные родители, — перешла я в нападение.

— Подозреваю, что именно потому они настолько избалованы.

— Мы совсем не избалованы, — возразила я. И задумалась: а ведь он прав. Должно быть, меня баловали всю жизнь. Я всегда получала то, что хотела; папа и мама ни в чем не отказывали мне. И то, что я не сумела заполучить Тима, стало, должно быть, первым неосуществленным желанием в моей жизни.

— А разве так уж плохо быть избалованной? — спросила я.

— Я и сам часто задавал себе этот вопрос, — произнес Питер. — Быть может, ответ содержится здесь… и здесь.

Он показал мне на два разрушенных дома, на руины, мрачно указующие в небо.

— Вы хотите сказать, что избалованный человек не сможет пережить вот это? — спросила я.

— Именно, — подтвердил Питер. — A простые люди ведут себя гораздо мужественнее — и это не газетная болтовня. Однажды вечером во время налета я оказался в Ист-энде и скажу, что я нигде не видел такой отваги, такого мужества, такого желания выстоять вопреки всему.

— Вот уж не сказала бы, что, глядя на эти дома, можно предположить нечто подобное.

— При всем своем неказистом виде они были для кого-то домом.

Его благородный ответ заставил меня устыдиться. И я подумала о том, как много значит для каждого человека дом — любовно спланированный, продуманный до последней мелочи, да хотя бы просто купленный на свои кровные деньги.

Увидеть свой дом обращенным в груду щебенки и битого кирпича, должно быть, так же больно, как если бы рухнули все надежды и вас ожидало бы будущее, полное лишь горьких воспоминаний. На мгновение горло мое перехватило, и очертания дороги впереди как бы расплылись.

— Приехали, — вдруг сказал Питер.

Мне пришлось прокашляться и проморгаться, прежде чем я сумела разглядеть, куда он показывает; внизу, в долине, дорога огибала холм, возле которого я увидела крыши и навесы какого-то кочевого на вид городка.

Мы отъехали от Глазго на несколько миль, не более, но городской пейзаж остался далеко позади, нас окружали невысокие пологие холмы и долины, где сосны сменялись вересковыми пустошами, разделенными каменными изгородями.

— Нас пустят на завод? — спросила я.

— Господи, ну конечно же нет! — воскликнул Питер. — Предприятие это секретное, мы остановимся у ворот. Я уже навел справки и узнал, что киоск женской добровольческой службы приезжает сюда два раза в неделю. Сегодня их не будет, поэтому мы не столкнемся с конкурентами.

Мы подъехали к закрытым воротам, возле которых стоял часовой. Питер удобно поставил машину и помог мне опустить борт и устроить нечто вроде прилавка. Мы едва успели приготовить все необходимое к двенадцати часам — времени обеденного перерыва, когда из ворот повалила толпа мужчин. Многие шли пешком, некоторые ехали на велосипедах.

И хотя вдоль дороги разместилось несколько кафе, а некоторые из рабочих жили поблизости и обедали дома, работы у нас оказалось хоть отбавляй.

Люди толпились у прилавка, спрашивали чай, сигареты и шоколад, пирожки с мясом и булочки улетали как на крыльях.

И только когда поток покупателей схлынул, я поняла, что мы не получили даже мимолетной возможности с кем-то заговорить; единственное, на что я оказалась способна, так это понять, что просят эти мужчины со своим странным акцентом.

Когда возле прилавка уже никого не осталось, я сказала Питеру о том, что мы ни на йоту не приблизились к осуществлению нашего плана. Он недоуменно уставился на меня.

— Боже милостивый, Мела, неужели вы рассчитывали на скорые результаты? Мы здесь — новые люди, с такими откровенничать никто не будет. Вот когда они немного привыкнут к нам, когда будут останавливаться, чтобы поболтать или скоротать время, тогда только мы получим шанс.

— Но на это могут уйти недели или даже месяцы! — простонала я.

— Возможно, — согласился Питер. — Ход событий нельзя торопить. И вы поймете это, когда пробудете здесь достаточно времени.

— Я не жалуюсь, я всего только хочу разрешить эту тайну.

— Для этого нужно терпение.

— Терпение! Терпение! Боже, меня уже тошнит от этого слова! Мне уже начинает казаться, что терпение является самой главной добродетелью.

— Возможно, так и есть — для вас, — ответил Питер.

Но прежде, чем я сумела придумать какой-нибудь остроумный ответ, появился еще один клиент и заказал чашку чая.

Мы проработали до половины второго, люди вернулись на свои рабочие места, и только тогда я позволила себе чашечку чая и пирожок с мясом. Чай был хорош, да и пирожок оказался вкусным, хотя мы брали за него всего лишь пенни.

— И что мы теперь будем делать? — спросила я.

— Будем ждать, пока люди не пойдут с работы. Они начинают уходить с половины шестого, но так как на заводе работают посменно, я договорился, что мы будем дежурить до темноты. Теперь нам нужно съездить в деревню и взять очередную партию пирожков и булочек.

— Вы предусмотрительны до мелочей, — проговорила я ворчливо.

— Я всегда работаю эффективно, — уточнил Питер.

— Но не производите подобного впечатления.

— Естественно. Нас, бриттов, с детства учат не выставлять свои эмоции напоказ. И знаете, это совсем неплохо; вам и самой было бы неприятно, если бы мы тут махали руками и трещали без умолку, словно французы или какие-нибудь другие представители романских народов.

Не понимая, дразнит он меня или говорит серьезно, я сказала:

— Как я уже говорила вам, ваше непоколебимое британское чувство собственного достоинства переварить невозможно.

— Когда привыкнете, оно, надеюсь, понравится вам…

Последние слова Питер произнес негромко, и каким-то образом я поняла, что для него они очень важны. Повинуясь порыву, я прикоснулась к его руке.

— Я не ворчу, — сказала я. — Вы великолепны. Я ценю все, что вы делаете, особенно потому, что делаете это против собственного желания.

— Вы и в самом деле так считаете?

— Что считаю?

— Что я не хочу вам помочь! Однажды, Мела, я расскажу вам, сколь много значит для меня это наше предприятие.

— Лучше расскажите прямо сейчас, — потребовала я, но в этот самый момент мы остановились у ресторана и не смогли продолжить разговор.

К семи часам вечера я совершенно лишилась сил. И когда мы возвращались назад в Глазго, я, как мне кажется, даже ненадолго заснула, припав головой к плечу Питера. Помню только, что проснулась от жуткого толчка возле склада, к которому была приписана наша автолавка. Питер взял такси и отвез меня назад в отель.