Книга Охота на Сезанна - Томас Свон

Свет погас и зажегся снова. На этот раз он был направлен на картину «Женщина с голубым зонтиком» Моне. Пинкстер похвалил залитый солнцем сад и добавил:

– Может, вы помните, что изначально эта картина была больших размеров. Один из прежних владельцев отрезал десять дюймов, но, по мнению некоторых критиков, это послужило картине на пользу. Это очень серьезная вещь, и я хочу за нее двенадцать миллионов.

Следующим был Марк Шагал. Это была ярко раскрашенная цирковая сценка, очень любопытная.

– Я еще не определил ее стоимость, но думаю, она будет не меньше пяти миллионов.

Пинкстер стоял в луче света, направленного на Моне, лицо его было таким же красным, как розы в саду на картине.

– Я должен показать вам еще одну картину. Мне предложили ее прошлой зимой, и я рискнул. Она не всем придется по вкусу, но частных коллекционеров может заинтересовать.

Все шесть картин были освещены, и Пинкстер включил еще одну, очень яркую лампу. Перед ними появилась картина, изображавшая трех жокеев на лошадях; позади толпились любители скачек.

– Это «Перед скачками» Эдгара Дега.

Кондо рванулся к картине.

– Где вы ее взяли?

– В Швейцарии. Это все, что я могу сказать.

– Она украдена из собрания Берроуз в Бостоне! – воскликнул Кондо.

– Совершенно верно, – спокойно сказал Пинкстер. – Одна из двенадцати, и сейчас они все всплывают. Все, кроме Вермеера. Говорят, он стоит шестьдесят миллионов.

– Я знаю, где он, – сказал Кондо, – не точно, конечно, но он в Японии.

– При нормальных условиях эта картина стоила бы двадцать миллионов. Но поскольку я никогда не торговал краденым, я попрошу вас назвать цену.

Кондо уставился на трех жокеев.

– Цена меняется в зависимости от покупателя и картины. Вы купили ее для перепродажи, и вы устанавливаете цену, а покупатель решает, стоит ли брать за такую цену картину, которую он никому не сможет показать.

Пинкстер снова поколдовал над пультом, и свет стал еще ярче.

– Но что вы думаете, мистер Кондо?

– Я думаю, что вы либо очень смелый, либо сумасшедший, раз показываете нам Дега.

– Я очень тщательно выбираю зрителей, – улыбнулся Пинкстер. – Думаю, у вас есть клиент, который захотел бы купить Дега.

– Многие хотели бы обладать им, но только один осмелится.

– Покажите ему картину.

– Вы позволите мне?

– Мы поделим все, что получим сверх двух с половиной миллионов долларов, которые я за нее заплатил.

Кондо криво улыбнулся:

– Я смог бы продать ее за пять, за шесть миллионов.

– Шесть пойдет,– сказал Пинкстер, искренне улыбнувшись впервые за все время разговора. – Во время кражи полотно было вырезано из рамы, но это небольшая потеря. Конечно, его следует вставить в новую раму.

Пинкстер вынул картину из временной рамы, положил между прозрачными листами винила и передал Мари, которая убрала ее в атташе-кейс и застегнула молнию.

По мнению Пинкстера, все прошло гладко, даже показ Дега. Он подбил Кондо взять картину в Японию, где Кондо, конечно, покажет ее руководящей верхушке якудзы и заставит торговаться между собой. Пинкстера забавляла мысль о том, что главари японской организованной преступности вступят в спор за картину, которую владелец сможет показывать только тем, с кем торговался. Все прошло хорошо, так как не было знаменитых вспышек гнева Кондо. Знали, что он грубо обращается с посредниками и даже с частными коллекционерами. Для японца он был высок и широк в плечах. Некоторые знали о его тесной связи с Исораи Тумбари, лидером якудзы. Тумбари, который начал с коллекции восточного искусства и передал ее в музеи… Тумбари, который при заключении сделок полагался на таких посредников, как Кондо, и посылал своих людей ускорить дело…

Пинкстер знал, что Тумбари был не единственным покровителем Кондо. Кондо также был связан с маргинальными элементами японского общества благосостояния, где, по выражению Кондо, «нет вкуса, но есть бесконечный поток денег». Кондо разбогател, но был скрытен и страдал паранойей. Он всегда имел при себе большие суммы денег и короткоствольный пистолет, которым дважды воспользовался. Как-то раз, когда ему не удалось заключить сделку на его условиях, он, рассвирепев, пальнул в потолок. Однажды, думал Пинкстер, пистолет может быть направлен и ниже.

– Как насчет Сёра? – спросил Пинкстер. – Вы покупаете?

– Мы не сходимся в двух миллионах.

– Ваши предложения?

Кондо еще раз медленно обошел все картины. Он поманил Мари пальцем, и она подошла к нему. Останавливаясь перед каждой картиной, они очень быстро говорили и энергично трясли головами. Затем Кондо вернулся к своему креслу и сказал, что хочет холодного пива. Пинкстер подошел к бару и вернулся с бокалом и тремя бутылками пива на подносе. Кондо залпом осушил одну бутылку.

– Я хочу Сёра и Баския. Но больше всего я хочу Сезанна.

– У меня нет Сезанна. Мой автопортрет уничтожен. Вы знаете об этом.

Кондо улыбнулся:

– Есть кое-что в этом уничтожении Сезаннов, что меня смущает.

– Только смущает? – Пинкстер прижал холодное полотенце ко лбу. – Да это просто неприлично. Это ужасные потери. Миллионы растворились в кислоте.

– Тем более мне нужен Сезанн. Если его натюрморты уходят за двадцать миллионов, автопортрет уйдет за сорок. – Кондо поднялся, подошел к Пинкстеру и сказал, повышая голос: – Мне нужна картина, и вы мне ее достанете.

– Мне тоже нужна, я ведь потерял одну! – злобно сказал Пинкстер. – В частных коллекциях всего два автопортрета, и ни один не продается.

Кондо похлопал по атташе-кейсу:

– Этот Дега продается. – Он ухмыльнулся. – Я мог бы продать подобную картину несколько раз и каждый раз брать большие комиссионные. – Он покачал головой. – Есть люди с большими деньгами и такими же большими амбициями. Каждый из них наверняка хотел бы подержать у себя картину годик, потом, когда бы она ему недоела, продать ее. – Он вопросительно посмотрел на Мари. – У кого есть Сезанн?

– У американца средних лет со слабостью к красивым женщинам и у недавно овдовевшей француженки, которая, возможно, продаст свою картину музею в Экс-ан-Провансе.

– Вы знаете этих людей?

– Я встречал американца. Я знаю имя француженки и то, что она живет на юге Франции.

Кондо задумчиво потер нос:

– Повторяю: мне нужен автопортрет Сезанна.

Они почувствовали, как буксир повернул и остановился. Ходовые двигатели смолкли. Пинкстер посмотрел на часы. Было 11.35.

– Вы пришли за Сёра. Каковы ваши предложения?