Книга Падение Трои - Питер Акройд

И мужчины после работы не вернулись домой, а остались у родственников на другом конце деревни.

София просидела у постели больного остаток дня и вечер. Бранд лежал на соломенном тюфяке, дыша медленно, с трудом. Глаза были открыты, но он ничего не видел. Похоже было, что он глубоко задумался. На закате солнца он повернулся к Софии и, казалось, посмотрел не нее.

— Танцоры, — произнес он.

Оберманн, узнав о случившемся от Леонида, пришел через несколько минут. Он подошел к постели и посмотрел на Бранда.

— В нем нет сил, — сказал он. — От него осталась одна тень. Ты не нарушила моего запрета, София?

— Я не входила туда.

— Видишь, что получается, когда мы идем против воли богов? — Оберманн наклонился и пощупал пульс Бранда. — Нет смысла давать ему хинин. Это не лихорадка. Опий ему тоже не нужен. У него нет болей. Видишь, его лицо теряет очертания? Он возвращается.

— В Америку?

— Нет; нет, София. Это слишком короткое путешествие. Он возвращается к своим началам. — Оберманн встал на колени и осмотрел тюфяк — Так я и думал, — сказал он. — Даже клопы исчезли. — Он вышел из дома и постоял родом с Леонидом, глядя на темнеющую равнину. — Мы ничего не можем поделать, Телемак. Это сильнее нас

— Он поправится?

— Разумеется нет. Ты должен телеграфировать американскому консулу. Бранда нужно забрать в Константинополь. Мы не можем держать его здесь. Это погубит нашу работу. Деревенские уже в страхе. Я пообещал им денег, но он не должен оставаться здесь долго. — Оберманн вернулся в дом. — София, ты, как богиня на надгробном памятнике. Прекрасная, словно из мрамора.

— Генрих!

— Прости. Нельзя говорить о красоте при таких обстоятельствах. — Он подошел к Бранду и снова посмотрел на него. Глаза Бранда были открыты, дыхание казалось мерным. — Он готов. Ты хочешь остаться при нем до утра?

— Конечно.

— Ты и вправду богиня.

— Если бы я была богиней, я бы сумела помочь ему.

— Ты не думаешь о себе, София. Меня это восхищает. Так и должно быть. Ручаюсь, ты вне опасности. Это не заразно.

— Но что это?

— Это болезнь. Но не болезнь тела. Больше я ничего не знаю. Тебе надо спросить турецкого муллу.

— Единственное слово, которое он произнес, было "танцоры".

— Танцоры? Эту равнину называют танцующей, когда ветер колышет пшеницу.

— Думаешь, он имел в виду это?

— Еще танцоры сопровождали богов, когда те посещали смертных. Но кто может постичь чужой разум, когда он в таком состоянии?

— Значит, ты считаешь…

Он вывел ее за дверь и прошептал.

— Профессор Бранд не выживет. Но это только мое мнение. Я буду рад ошибиться.

София просидела рядом с Уильямом Брандом вечер и ночь. Ее радовала тишина, которой так недоставало в первые месяцы замужества.

Погрузившись в тишину, София время от времени поглядывала на Бранда и даже брала за руку. Ей казалось, что он спит, хотя глаза его оставались открытыми. Если смерть такова, думала она, то мне нечего бояться. Но как знать? Она слышала о чарах, которые можно навести на человека, и действие их будет продолжаться несколько дней, а то и недель. Ей доводилось слышать странные истории о людях, которые после того, как их сочли мертвыми, приходили в себя. Затем она снова позволяла себе погрузиться в тишину.

— На самом деле я не люблю его, — сказала она наконец. — Но восхищаюсь им. — Она опять замолчала. — Он необыкновенный человек. — Снова молчание. — Вы были правы, когда подвергали сомнению то, что он говорил. То, что он говорит, нужно подвергать сомнению. Он собьется с любого пути, если его не поправлять. Восторг и энтузиазм вдохновляют его на удивительные вещи. Если бы вы спросили его о мече, не знаю, как бы он вам ответил. Это загадка. Не хочу об этом думать. Муж фрау Оберманн должен быть выше подозрений! — Она засмеялась. — Вы спрашивали, почему я вышла за нега У меня не было выбора. За меня решила мать. Но это не так плохо. Исчезли сомнения и неуверенность. Я могу жить собственной жизнью, не дожидаясь этого годами. Я сказала "Своей собственной жизнью". Но разве это моя жизнь? Я не думала, что она будет такой. — София замолчала и спрятала правую руку Бранда под одеяло. Рука оказалась удивительно легкой. — Приехав сюда, я была в растерянности. Что у меня общего с Троей? Но тут мсье Лино рассказал мне о богах — ох, простите меня. — Она взглянула в лицо Бранда, оно оставалось спокойным и неподвижным. — Спасение было в работе. В действии. Мой муж называет это предначертанием судьбы. Не уверена, что он прав. Мне не кажется, что это моя судьба. Я узнаю ее, когда она придет. Но это не она. — Вздохнув, София подошла к двери и попыталась разглядеть в ночи контуры диких олив, растущих на каменистой почве внизу. Но увидела лишь темноту. — Я сказала ему, что пока не хочу иметь детей. Считается, что жена-гречанка не должна так говорить. Но он согласился. Он сам очень похож на ребенка, вам не кажется? Он не терпит соперников. Представьте, как я удивилась, когда как-то вечером муж пришел в нашу спальню, встал на колени передо мной, уткнулся головой мне в колени и разрыдался! Совершенно неожиданно. Потом ушел. — София отошла от окна и вернулась на свое место у постели. — Не думаю, что у меня когда-либо будут дети. Так я считаю. Конечно, он старше меня. Намного старше. Но это не имеет для меня значения. Он раньше был женат. Я не знала об этом до приезда сюда. — София крутила на пальце обручальное кольцо. — Я знаю, многие считают моего мужа сумасшедшим. Я вижу по их лицам. Но Генрих не сумасшедший. Воображение делает его сильным, но не безумным. Он может быть очень трудным, это правда, и он говорит жестокие вещи. Но он не замечает, что говорит. Говорит от избытка чувств. — Она разжала руку и принялась ее рассматривать. — Подумать только, грязь под ногтями. Земля Трои. Иногда мне кажется, что я никогда от нее не избавлюсь! Мы все попали под ее власть, так в корне меняется жизнь после катастрофы. Да, Троя повлияла на меня больше, чем замужество. Могу сказать это с уверенностью. — София принялась изучать свою ладонь. — Слышите, ветер набирает силу? Благодаря ему я чувствую себя жительницей древнего мира. Вам слышно? Если вы хоть что-нибудь слышите, то это ветер. — Бранд не подал никакого знака, глаза его, как и прежде, были открыты. Она наклонилась и поймала его взгляд, но в нем не было узнавания.

На следующий день, ближе к вечеру, приехал Сайрус Редцинг, получивший телеграмму Леонида. Американский консул сразу же приплыл на пакетботе из Константинополя, взяв с собой спутника. Когда доставили телеграмму, у него с визитом был Десимус Хардинг, священник из Оксфорда.

— Это мой долг, — сказал Хардинг Софии, оказавшись в жилище больного. — Профессор Бранд, возможно, сам отдал бы предпочтение обрядам англиканской церкви, вы не думаете? Счел бы их более приемлемыми. Кроме того, мне хотелось увидеть Трою.

Сайрус Реддинг стоял рядом с Оберманном у постели Бранда. Неожиданно Оберманн обнял Реддинга за плечи и горячо шепнул ему на ухо: