Книга 37 девственников на заказ - Нина Васина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я решила больше не задавать вопросов, и узнала, что:
“… ее звали Камилла, она играла в карты виртуозно, и я узнал, что Макс и Николя стрелялись на Черной речке… Надеюсь, ты знаешь, что это за место?”
Не вдаваясь в детали, я отрапортовала скороговоркой: Пушкин — Дантес!
“Слава Богу, а то я уж подумал… Ладно, продолжим с дуэлянтами. Так вот, накануне дуэли Камилла уговорила Николя сыграть с нею в карты в американку. “Ну вот, как сейчас с вами”, — улыбнулась она, а у меня сердце екнуло. Николя проиграл, и Камилла сказала, что хорошо бы ему завтра быть убитым. “Обещаете?” — “Обещаю”, — с ходу согласился Николя, потому что имел ту степень одиночества, когда собственные невостребованные фантазии начинают загрызать сердце. Если в двух словах, то он искал смерти везде, где только мог. И что ты думаешь? Гумилев стрелял первым — промах. Макс перед своим выстрелом попросил Николя повиниться и решить это дело миром. Гумилев совершенно взбесился. Потому что в таком случае на нем еще и долг Камилле повиснет. “Стреляться! — кричит. — Стреляться!” Макс стреляет — осечка! Бросает пистолет, считая на этом дуэль законченною, Гумилев в бешенстве кричит: “Продолжать!” Макс стреляет второй раз — осечка! Тут уж секунданты вмешались, кое-как развели. И что Камилла? “Он прятался от меня почти год, его нашли и убили большевики”, — грустно заявила она. Я оглядел ее более внимательно и остолбенел. Передо мной сидела молодая женщина и плакала, не сдерживая слез. “Они все умерли, все, — шептала она, — молодые красавцы с глазами, полными луны, они все умерли… Вы сегодня мне проиграете, и должны будете исполнить любое желание”. Я вскакиваю и уверяю ее, что любое — всегда пожалуйста, самое невероятное; я в тот момент от красоты ее слез готов был тут же умереть, за столом, не дожидаясь окончания игры. И предчувствие удачи и счастья накатило, как бывает при выигрыше, и ослепляющий красками невыносимо яркий и радостный мир поплыл, замедляя время, и двигаться стало трудно, как в речной воде, и я тогда подумал: похоже, выигрыш катит, а как же тогда?..
“Не беспокойтесь, вы обязательно проиграете”, — улыбнулась мне женщина, сияющая неземным светом. И если я почему-то в тот миг подумал, что такой и должна быть Смерть, то это только от невыносимости накатившего счастья. Вот она сидит напротив, моя мать, моя возлюбленная и моя нерожденная дочь; она — приговор и утешение… А Камилла перестала плакать, указывает на карты.
Я совсем сбился — выиграть нельзя!.. Или… можно? В полном угаре открывшейся передо мной возможности повелевать безвременьем я уже стал придумывать желание… “Я знала вашу матушку в Венеции, — сказала она, — ваша матушка чересчур любила оперу…” И я проиграл. Камилла постарела на глазах, мне было муторно и тошно, что я по-глупому проиграл, но выполнять всякие вздорности стареющей кокетки совершенно не собирался, а она поиграла колодой и объявила желание. “Хочу, — сказала, — чтобы вы вернулись в Россию и выжили”.
— Да вы знаете, почему ему дали вернуться? — В сердцах Кохан так саданул по столику кулаком, что стаканы подпрыгнули. — Тридцать восьмой год, тридцать восьмой! Потому что он был завербован Советами как шпион китайской разведки!
“…Ты только представь: Париж. Солнечно… На Елисеевских продавец разноцветных шаров потерял связку, шары парят над деревьями торжествующими сперматозоидами — красными, синими, желтыми, с извивающимися хвостиками веревок, дребезжит шарманщик, звенит трамвай, а я иду к своей возлюбленной в китайский ресторан “Кун-Сю”. Моя возлюбленная сама заваривает чай в высоких узких чашечках, закрывая их пиалами, мгновенным движением переворачивает чашку вверх дном, тогда пиала переполняется до дрожащей выпуклости горизонта… Суини… Суини…
— Китаянки все маленькие и хрупкие, так ведь? — интересуюсь я.
Мне уже пятнадцать, талия не увеличилась, зато появились две совершенно круглые грудки, и я томлюсь желанием как-нибудь ненароком показать их старику.
— Я бы сказал, что из всех женщин мира мне больше всего нравятся китаянки и вьетнамки. Несоответствием возраста и детской недоразвитости тела. Есть в обладании такой женщиной что-то предостерегающее, горчинка вины, что ли… В этом заведении я уже попробовал двух китаянок, но Суини по уровню исполнения любых желаний была вне конкуренции. Она все делала ласково, понимаешь, с ласковой тщательностью, ее сосредоточенное личико тогда светилось исполнительностью и чистотой помыслов. Подобное выражение лица женщины и исполнительная тщательность ее движений в совершенном разврате заставляет думать о реальности небесного наблюдателя, наделившего для чистоты эксперимента женщину ангельским отречением, а мужчину противоестественной фантазией.
— Зачем? — спрашиваю я.
— Иди сюда, маленькая…
Я сажусь к старику на колени и сразу же начинаю его пощипывать, дергать за большое удлиненное ухо, касаться пальцем кончика носа.
— Зачем… Зачем… Может быть, для выявления предела грехопадения и, соответственно, для придумывания особенно тяжкого наказания? Почему ты меня щиплешь?
— После вызова “Скорой помощи” на прошлой неделе я должна почаще убеждаться, что ты жив.
— Ерунда. Я перепил, а ты испугалась. Больше врачей не вызывай.
— А бывает, что мужчина наделен ангельским отречением, а женщина — противоестественной фантазией?
— Нет. — Старик категоричен. Он сидит, не двигаясь, закрыв глаза, пока я расчесываю ему брови расческой. — Бывает, что встречаются двое ценителей одиночества и противоестественных фантазий, они тогда могут довести понятие оргазма до некоторого засасывающего вселенского вакуума, до остановки сердца, но это только говорит о том, что и среди женщин бывают жестокие и бешеные игроки в секс, а вот среди мужчин ангелов с чистыми помыслами не попадается.
— Почему?
— Мужчина привязан к необходимости исполнения плотских желаний, неисполненные желания взрывают его психику и помрачают рассудок. Яростные женщины могут выйти из такой ситуации, перестроившись на необходимость и долг материнства, к примеру. У мужчин в этом плане выбор ограничен. Суини как-то сказала мне: “Кастрат и старый девственник — это две неутоленные мечты мужчин о совершенстве”.
— Она была красива? — Я закончила расчесывать брови и теперь провожу расческой по его спине.
— Я тебе только что сказал о выражении ее лица при исполнении моих несуразных прихотей, что ты еще хочешь знать? Я пил в эти моменты ее лицо, как капли дождя с нежнейших лепестков самого диковинного цветка. Понятие красоты? О, избавьте меня от осознающей себя красоты. Она безлика. И вообще, у восточной женщины поза и жест имеют больше значения, чем макияж. Важно, как обрисовывается вся ее фигурка, выгодное положение относительно источника света, запах, и может ли, к примеру, поза сидящей женщины соперничать грациозностью со спящей на воде птицей или застывшей на камне ящеркой.
— Ну а фигура? — Я встаю и решительно задираю футболку. — У нее были такие грудки?