Книга Ночь Безумия - Лоуренс Уотт-Эванс

– Но мы же чародеи, – сказал один юноша, совсем еще мальчик. – Разве мы... разве это ничего не значит?

– Не знаю, – честно признался Ханнер. – Мне почти ничего не известно о чародействе. Но что я знаю, и наверняка – так это что не стоит пытаться надуть моего дядюшку.

Он стоял у дверей, лицом к холлу, а все остальные обернулись к нему, а потому Ханнер первым заметил свет, мелькнувший под лестницей.

– Ага! – сказал он и сделал шаг вперед.

Из-под лестницы появился человек в добротной белой рубахе и черных штанах. В руке он держал медную лампу. В холле сразу стало светлее. Человек застыл, изумленно глядя на толпу перед собой.

– Привет! – Ханнер пробрался через сгрудившихся чародеев. – Я – лорд Ханнер, племянник лорда Фарана. – Он показал слуге ключ. – В городе произошло кое-что непредвиденное, и дядюшка позволил мне и моему отряду переночевать здесь.

– Милорд, – промямлил слуга, продолжая недоуменно смотреть на кучу неожиданных гостей.

– Это моя сестра, леди Альрис. – Ханнер подошел к ней. – А ты...

– Берн, господин.

– Берн, – повторил Ханнер, подходя к слуге и хлопая его по плечу. – Отлично. Нас здесь двадцать один, но если у вас не хватит постелей на всех, мы согласны делить ложа или устроиться на диванах и ковриках.

– Здесь... здесь десять комнат для гостей, милорд, и личные покои лорда Фарана. – Берн пребывал в явном замешательстве, не зная, что ему делать с неожиданно свалившимися гостями.

«У нас есть ключ, – говорил себе Ханнер, – а для шайки воров мы выглядим уж слишком разношерстно». Ханнер был совершенно уверен, что Берн поверит ему на слово, и изо всех сил старался выглядеть соответственно этой уверенности.

– Отлично! – Он широко улыбнулся. – Показывай, куда идти, и будем устраиваться. Уже поздно, а мы не хотели бы пользоваться гостеприимством лорда Фарана дольше необходимого.

– Разумеется, милорд. – Берн наконец пришел в себя. – Сюда, пожалуйста.

Еще полчаса ушло на размещение всего отряда – по двое в комнате. Все спальни были на втором этаже, и Ханнер поинтересовался у Берна, почему на втором и третьем этажах их нет.

– Возможно, они там и есть, милорд, – отвечал слуга, – но мне не разрешается подниматься на верхние этажи. Там личные покои лорда Фарана, и туда нет входа никому, кроме него.

– Вот как, – сказал Ханнер. Он слишком устал, чтобы углубляться в проблему, и занялся приготовлениями ко сну. В конце концов Рудира и Альрис поделили главную гостевую спальню, сам Ханнер занял спальню дядюшки, а остальные более или менее удобно устроились в оставшихся девяти комнатах.

Каждая комната была со вкусом украшена и обставлена как спальня для двоих – иногда с одной широкой кроватью, иногда с двумя. Удобства поразили всех; иные комнаты вызывали восхищенное молчание. Проволочки возникли только из-за зажигания ламп и свечей, поисков ночных горшков да еще споров, кто с кем и в какой спальне устроится.

Ханнер был полумертв от усталости и едва держался на ногах, когда наконец Берн отворил дверь хозяйской спальни и пропустил его внутрь.

Пока слуга зажигал лампу на столике у кровати, Ханнер стоял, привалясь к косяку, и молча оглядывался.

Он и прежде знал, что его дядюшка обожает роскошь, и частенько слышал, как он ворчит на тесноту и убогую обстановку их апартаментов во дворце, но всегда считал эти претензии чисто риторическими. Ханнер видел убранство нескольких особняков в Новом городе и признавал, что они куда более роскошны, чем их покои во дворце, но всегда считал официальную резиденцию лорда Фарана достаточно удобной. И ему казалось, что, несмотря на свое ворчание, его дядя думает так же.

Теперь он понял, что ошибался.

Дело тут было не в размерах. Главная спальня была большой, но не огромной. Обстановка – вот что поражало воображение.

Постель была упругой и мягкой, на резной кровати черного дерева громоздились перины, а ширина была такой, что, вздумай Ханнер улечься поперек черных шелковых покрывал, ни его голова, ни ноги не свешивались бы. Вытянувшись, он, как ни старался, не смог дотянуться одновременно до изголовья и изножья. Винно-алые бархатные шторы, окаймленные черным и золотым шелком, спадали с балдахина, стянутые по обе стороны золотой тесьмой с золочеными розетками.

По углам постели стояли столики. На двух – в головах – были обычные для спальни лампы, огнива, зеркала, умывальные тазики; на двух в изножье – бронзовые статуэтки, изображавшие обнаженные пары, занятые любовной игрой. Комоды, изукрашенные резьбой, располагались вдоль одной стены; другую занимали два шкафа с расписными дверцами. В центре комнаты стояла мраморная статуя женщины. В нише стены близ изголовья постели находился маленький, изумительной работы алтарь. В северной стене были два закрытых ставнями и занавешенных больших окна. Мраморная украшенная позолотой каминная полка венчала изящный выложенный изразцами камин; экран слоновой кости с позолотой закрывал его – еще многие месяцы надобности в отоплении не возникло бы. Полдюжины очаровательных ковриков почти скрывали отполированный паркет, расписные панели, изображавшие по большей части прекрасные обнаженные и полуобнаженные тела, украшали стены. Всюду резьба, драгоценное дерево, богатые ткани, изысканные цвета.

Однажды Ханнер удостоился видеть спальню правителя – она была куда менее роскошной, чем эта.

– Боги!.. – прошептал он.

Он не сразу осознал, что Берн о чем-то его спрашивает.

– Что? – переспросил он.

– Не распорядишься ли о завтраке, милорд? – осведомился слуга. – Что вам подать?

– Скажи-ка... – начал Ханнер и осекся, вспомнив слова Берна: хоть он почти не слушал, кое-что из сказанного осело в памяти. Берн – домоправитель; другие слуги приходят днем, чтобы прибраться. Весь штат собирается, только когда здесь лорд Фаран.

Ханнер собрался спросить Берна, хорошо ли тот готовит, но передумал.

– Что-нибудь попроще, – сказал он. – Холодный окорок и немного пива, к примеру. Или хлеб с фруктами, если есть, но плиту разжигать не надо.

– Благодарю, милорд. – И Берн откланялся. Ханнер, посторонившись, чтобы выпустить слугу, вошел в комнату.

Берн тихонько прикрыл за ним дверь, оставив Ханнера глазеть на спальню его дядюшки.

Ханнеру никогда и в голову не могло прийти, что его дяде захочется иметь местечко, подобное этому. Он знал, что дядюшка тратит на погоню за женщинами все время, свободное от дел государства, знал и про его дорогие вкусы, но продолжал считать его человеком хоть и чувственным, но бережливым – не сибаритом, который способен устроить себе такое вот шикарное гнездышко.

Как же это вышло, посетовал он про себя, что после стольких лет, прожитых с дядюшкой, он понимает его так плохо. За всю долгую ночь это было, пожалуй, самой большой неожиданностью.

А ночь и правда выдалась долгой – и странной. Проводить Мави домой было почти обычным делом, нормальным развитием отношений, но дальше ночь делалась с каждым часом все чуднее. Странная новая магия затопила город, она сводила людей с ума, маги растерялись, а Ханнер встал во главе отряда, взявшегося восстанавливать порядок; потом его отказались пустить домой, во дворец, – и вместо этого прислали сюда – чтобы он понял, что его дядя вовсе не тот человек, каким он, Ханнер, считал его все эти годы.