Книга Ячейка 21 - Берге Хелльстрем

Она открыла дверь и вошла внутрь.

Был по-прежнему вечер среды, пятое июня, а дождь, который хлестал с утра, все лил и лил на уличный асфальт, и небо казалось темным и сонным, как ноябрьский вечер. Эверт Гренс открыл дверцу полицейского автомобиля и уселся на пассажирское сиденье. Он хотел, чтобы за руль сел Свен. Он все чаще так делал, потому что уставал и не мог сосредоточиться на дороге, особенно сейчас, при свете фар. Они сверкали так, что слепили глаза. Как-то внезапно он постарел, черт возьми. И дело даже не в том, что старело тело. Внешней оболочке он как раз давно уж не придавал никакого значения. Ему не для кого больше быть красивым – после всех лет, что он посвятил ей. Но сила… Раньше ведь он мог все. А теперь? Пятьдесят шесть лет. Не женат. Одинок. Как быть с утекающим временем?

Свен гнал от Арланды[8]к Стокгольму. Они опаздывали, они подустали оба: утро-то выдалось хлопотное. Через пару минут в пятом терминале начнется посадка на самолет. Им надо туда – они хотели своими глазами убедиться в том, что человек, которого называли Димой Шмаровозом, поднимется на борт бело-голубого самолета и тот унесет его в Вильнюс. Они хотели быть уверенными в том, что он улетел к чертям, и покончить с ним и с рапортом об утреннем происшествии.

Эверт не отрывал глаз от дороги, поэтому и не заметил раздражения в голосе Свена.

– Опаздываем.

– Что?

– Надо бы поднажать. Нас кто-нибудь встретит?

– Не имею понятия.

Следующий спуск был на Арланду. Свен намного превысил скорость. Ему хотелось побыстрее разделаться со всем этим и отправиться домой.

Дима Шмаровоз был, как они и надеялись, в аэропорту.

Он как раз направлялся к накопителю, сопровождаемый двумя амбалами в штатском. Эверт и Свен стояли немного поодаль, у стойки регистрации, и смотрели, как он нервно подергивает головой, как мелко семенит, почти совсем не продвигаясь вперед (что страшна раздражало сопровождающих). Он рылся в карманах в поисках посадочного талона, как вдруг к нему стремительно подошел коренастый, одетый в костюм человек лет шестидесяти, громко закричал на него, ударил по щеке, чем заручился на несколько минут всеобщим вниманием, затем, потрясая руками в воздухе, проорал еще что-то прямо в лицо Дмитрию, который аж согнулся пополам. Затем пожилой человек отвесил ему еще одну оплеуху и толкнул его в спину по направлению к рамке металлоискателя и дальше – к проходу, огороженному красной лентой, и залу ожидания.

Эверт и Свен просто наблюдали: если бы понадобилось вмешаться, на то тут, в аэропорту, есть охранники. Они были там потому, что хотели убедиться, что уже никогда не встретятся с человеком, который избивал молодых женщин. И ни за чем больше.

Пожилой еще прокричал что-то гневное вслед Диме Шмаровозу, а затем направился к Эверту и Свену. Он шел уверенно, зная, кто они и что они тут делают.

Неожиданно легким шагом он приблизился к ним, держа в одной руке портфель, в другой зонтик, приподнял шляпу и жестом поприветствовал их обоих.

…Автомобиль выехал на трассу Е4, которая ведет к северному въезду в Стокгольм. Из-за дождя было плохо видно дорогу, дворники работали в самом быстром режиме, но Свен еще раздумывал, а стоит ли ехать немного медленнее.

Эверт громко вздохнул и включил радио.

Как зовут пожилого в шляпе, Эверт забыл сразу, как только тот назвал себя. Он спокойно стоял рядом с ними, пока остальные пассажиры, спеша и толкаясь, проходили мимо него. Он заговорил, едва Дима Шмаровоз исчез из виду где-то у него за спиной. Объяснил, что он – начальник службы безопасности литовского посольства, а потом предложил угостить их выпивкой. Эверт сказал «Нет, спасибо», потому что устал как черт, но рядом был Свен, и поэтому… «По чашке кофе, – настаивал посольский. – По чашке кофе в баре на втором этаже. Сразу у эскалатора».

Они на секунду задержались в дверях, а потом он указал на столик возле стеклянной стены, выходящей прямо на летное поле. Он сам подошел к стойке и принес три чашки кофе с венскими булочками, поставил на стол и, сев на пластиковый стул лицом к ним, отхлебнул сразу полчашки.

Он хорошо говорил по-английски. С сильным акцентом, но все-таки лучше, чем Эверт и Свен, вместе взятые. Попросил прощения за свое недавнее поведение, сам-то он против рукоприкладства и крика, но иногда это необходимо, и сегодня как раз такой случай.

Потом он их поблагодарил: это был длинный и путаный поток слов от имени литовского народа.

Он сидел и, спокойно глядя им в глаза, говорил, как был поражен известием о своем коллеге по работе в посольстве, Дмитрии Симаите – так его на самом деле звали, как болезненно это обстоятельство для страны, которая только-только поднимает голову после многолетнего ига. Он искал у них сочувствия, которое заставило бы их замолчать всю эту историю, тем более что они сами видели, как Дима Шмаровоз был выслан из страны, так что…

Эверт Гренс и Свен Сундквист вежливо поблагодарили за кофе и венские булочки и, перед тем как встать из-за стола и отправиться восвояси, пояснили, что расследования такого рода «замолчать» не представляется возможным, по крайней мере с их помощью, так что тут уж всякие разговоры излишни.

Автомагнитола разрывалась от музыки, и Эверт от нее чертовски устал. У него была с собой кассета.

– Свен!

– Да?

– Ты слушаешь?

– Да.

– Ну там же нет ничего приличного.

– Я жду, когда скажут про пробки. Нам скоро сворачивать.

– Да ладно. Давай вот это послушаем.

Гренс оборвал на полуслове диктора стокгольмского радио и включил кассету Сив Мальмквист, которую сам записал. Ее голос убаюкал его, и он снова стал думать.

Литовец из посольства покраснел, когда они встали из-за столика в кафе с видом на взлетную полосу. Он упросил их остаться еще хотя бы на минуту и просто его выслушать. Говоря это, он выглядел таким уставшим, что они согласились, и, переглянувшись, присели снова. Его жидкие волосы, спускавшиеся на лоб, взмокли от пота. Он искал их руки, чтобы дотронуться до них своими короткими, липкими от пота пальцами, привлечь внимание.

– Сотни тысяч молодых женщин, – сказал он, – из Восточной Европы. Сотни тысяч жизней! Они становятся секс-рабынями на Западе. И пока мы тут разговариваем, их стало еще больше – с каждой секундой. Наши девочки! Наши девочки.

Он с силой сжал их руки, его голос дрогнул.

– Всему виной безработица, – продолжал он. – Уболтать девочку совсем не трудно. Что вы думаете? Они же молодые, им нужна работа, благосостояние, будущее наконец! А эти сволочи сулят им златые горы. Обещают, развращают и запирают потом в квартире с электронным замком, как тех двух девушек на улице Вёлунда. Это же их адрес, не так ли? А люди, которые их заманили и продали, получают свои тысячные купюры и исчезают! Вы понимаете – исчезают, ни ответа, ни привета, ни расследования, ничего! Никакого риска!