Книга Сладкая боль - Ребекка Джеймс

— Я встречаюсь с другим.

— Что? — я чуть не рассмеялся.

— В отличие от тебя, Тим, он знает, чего хочет. И меня он вполне устраивает.

Она быстро оглянулась, и тут-то я догадался, что он, вероятно, в квартире. Через полуоткрытую дверь виднелся столик в коридоре. На нем стоял кожаный портфель, на котором висел полосатый галстук. На портфеле красовалась замысловатая алая монограмма, что-то вроде герба, и я подумал, что только полный придурок будет расхаживать с такой нелепой блямбой.

Я ушел, прежде чем успел выкинуть какую-нибудь глупость.

24

На пристани Лилла угощает меня кофе. Мы шагаем к Музею современного искусства и садимся на траву в тени дерева. Больше мы не разговариваем ни об Анне, ни о Фэрвью. Лилла рассказывает о каком-то новом скульпторе, который создает свои композиции при помощи старых плечиков для одежды и эластичных бинтов. Я ложусь и закрываю глаза, намереваясь лишь немного отдохнуть, но тут же задремываю.

— Эй! — Лилла склоняется надо мной. — Ты намекаешь, что тебе со мной скучно?

Я сажусь и провожу руками по волосам.

— Блин, прости. Я не выспался.

— Я серьезно, Тим, — говорит она. — Что ты намерен делать?

— По какому поводу? — уточняю я, готовясь к обороне. Кажется, Лилла снова заводит волынку насчет работы и «нормальной жизни».

— По поводу твоей соседки. Этой ненормальной.

— Не знаю. — Я лениво жму плечами и рассказываю ей про визит Фионы и Маркуса, про нашу переписку.

— Хотя, честно говоря, я чувствую себя немного странно, как будто вторгаюсь в личную жизнь Анны, — заканчиваю я. — Поэтому больше я писать не буду. Нехорошо получилось.

— Перестань, Тим, — возражает Лилла. — Ты поступил правильно. А вдруг что-нибудь случилось бы? Не можешь же ты отвечать за все на свете. Не глупи. Если Маркус и Фиона такие близкие друзья Анны, то, разумеется, они захотят убедиться, что с ней все в порядке. Как же иначе?

— Да, но я чувствую себя подлецом. Я начал разговор за ее спиной. Это непорядочно. Нужно было просто поговорить, объяснить, что мы хотим как лучше…

Лилла качает головой.

— Тебе не кажется, что не ты, а они должны объясняться с Анной? Если сочтут, что так будет лучше. Если они юристы, значит, не глупы, не правда ли? Вот и пусть сами разбираются. Господи, Тим, будь умнее, отстаивай свои интересы. Поверь, то, что ты сделал, — совершенно нормально. Уж я бы первая сказала, если бы ты поступил непорядочно. Ей-богу. Ты поступаешь разумно и ответственно.

— Может быть. Не знаю, — говорю я. — Кстати, Лилла, а как ты…

— Блин, — перебивает она, глядя на часы. — Я опаздываю!

Лилла наклоняется и целует меня в щеку.

— Знаешь что, Тим? Я горжусь, что ты такой рассудительный. Держи их и дальше в курсе дела.

Она вскакивает и дерзко улыбается.

— И про нож не забудь. Вдруг пригодится.

Я гляжу ей вслед, чувствую кожей поцелуй и, припоминая прикосновение губ к щеке, забываю главный вопрос, который хотел задать.

Я неторопливо возвращаюсь в гавань и жду обратный паром. Вернувшись в Мэнли, я иду на пляж, раздеваюсь до трусов и бегу к воде. Катаюсь на гребнях волн до полного изнеможения, затем выбираюсь на берег и сижу на теплом песке.

Анну я нахожу во дворе. Юбка у нее задрана до бедер, голые бледные ноги подставлены солнцу. Она выпрямляется, завидев меня, и одергивают юбку.

— Хочешь слойку? — спрашиваю я. — Я купил четыре разных, на всякий случай. Малина, заварной крем, клубника и абрикос.

— Я… — начинает она.

— Конечно, хочешь, — с улыбкой перебиваю я. — Как можно не любить слойки?

Девушка пытается слабо улыбнуться, а я иду на кухню и выкладываю слойки на тарелки. Сделав кофе, я все выношу во дворик.

Невзирая на усталость, которая давит как свинец, настроение превосходное. Хотя я твержу себе, что дело лишь в хорошей погоде, в глубине души мне ясно, что улыбка на моем лице связана с Лиллой и Патриком. Дела у них идут не так хорошо. Может быть, мы снова сойдемся. Вот шанс, которого я ждал.

Мы с Анной едим молча. Я не упоминаю про разгром на кухне и про то, кто наблюдал за мной ночью. Даже не хочется думать о чем-то неприятном, а уж тем более говорить. После того что Лилла сказала о Патрике, мое пребывание в Фэрвью, возможно, сделается временным, и нет нужды чрезмерно втягиваться. И потом, хоть я и гадаю, что происходит с Анной, я понимаю, что, наверное, однозначного ответа нет. Она тоскует. Она несчастна. Нездорова. Плюс что-нибудь еще. Но волноваться не о чем. Анна безобидна. Ее нужно жалеть, а не бояться.

25

Чем ближе она узнавала Маркуса, тем больше восхищалась его успехами. Несмотря на нищее, далеко не идеальное детство, он достиг изрядных высот благодаря собственной решимости, уму и отваге.

Однажды вечером в пятницу, через несколько месяцев после того вечера, когда Фиона сорвалась (с тех пор события уже вошли в нормальную колею), брат и сестра приехали, привезя с собой шампанское и полные корзинки деликатесов — креветки, устрицы, икру, оливки, сыр, хрустящий хлеб. Оба были в особенно хорошем настроении.

— Сегодня мы подписали контракт на новое помещение. «Харроу и Харроу» официально откроются через месяц, — объяснила Фиона, разливая шампанское. Анна никогда не видела подругу такой счастливой. Они вынесли еду во двор, и Маркус и Фиона объяснили, что начинают новое дело — партнерскую компанию. Они не рассказывали Анне о своих планах, потому что хотели сделать сюрприз.

На радостях они быстро прикончили вторую бутылку, принялись за третью и вскоре уже раскраснелись и начали перекрикивать друг друга и смеяться по пустякам. Языки у них заплетались.

Внезапно Маркус выпрямился и постучал ножом по бокалу.

— Я должен кое-что сказать, — с притворной серьезностью объявил он.

— О Господи. — Фиона засмеялась и радостно взглянула на Анну.

— Вы двое — самые близкие люди в моей жизни, — продолжал Маркус, поднимая бокал. — Я люблю вас обеих.

— И мы тебя любим, — ответила Фиона, так торжественно, что Анна чуть не захихикала. — Мы трое — одна семья. Навсегда.

Когда они допили третью бутылку, Фиона встала:

— Жаль нарушать компанию, но если я выпью еще чуть-чуть, мне станет плохо.

Анна отвела подругу наверх и уложила. Она расстроилась, что вечер закончился так рано; на радостях ей хотелось попраздновать еще немного. Когда девушка вернулась вниз, то с восторгом убедилась, что Маркус тоже не настроен закругляться. Он поставил на стол виски, два бокала, миску со льдом.

— Давай выпьем, — сказал он, указывая на бутылку, когда Анна вошла в комнату. — Я сейчас слишком счастлив, чтобы идти спать.