Книга На службе зла. Вызываю огонь на себя - Анатолий Матвиенко

— Получается, что в остальных мирах вы потерпели поражение?

— Почему же. Миров много. Здесь наши конкуренты стимулируют энтропию. По-простому — хаос и разложение. Нам выгодны баланс, стабильность и прогресс. Их защищать гораздо сложнее, чем наводить беспорядок. Если бы не наши усилия, человечество деградировало бы или по крайней мере значительно задержалось бы в развитии.

— Вы подчеркнули — здесь. А в других мирах?

— По-разному. Кому-то помогаем, где-то, наоборот, провоцируем энтропию. Чаще не вмешиваемся вообще. Все зависит от перспективных задач. Ваш букет миров после бифуркации находится, образно говоря, в тылу одного из наших противников. Поэтому я и мои коллеги стремимся, чтобы к моменту возможного нападения человечество процветало и вооружалось. Конкурентам вы нужны слабые, разрозненные, вымирающие.

Никольский закурил. Он подумал, что Шауфенбах был весьма предусмотрителен, не рассказывая при первых встречах о многомирье. Чудеса хороши в дозированном виде. Оставался один актуальный вопрос, касающийся организатора и руководителя предстоящего государственного переворота.

— Троцкий, по-вашему, агент противника.

— Конечно.

— Тогда я не понимаю. Он — один из наиболее эффективных большевиков, хоть примкнул к ним совсем недавно. Вы говорили, что его функция для вас временная. Когда товарищ Лейба исполнит ее, вы постараетесь товарища ликвидировать. Как получается, что ваши действия периодически совпадают с вражескими?

— Одна из причин — у нас разные методы прогнозирования. Иногда мы считаем, что некоторое событие можно обернуть себе на пользу. Противник — тоже. И мы совместно подталкиваем это событие. Я организовал заброску в Россию Ульянова и группу его единомышленников, рассчитывая на установление ими диктатуры как стабилизирующий фактор. Та сторона переоценила деструктивную роль марксистов. Не только не ставила палки в колеса, но и усилила их троцкистами, за которыми пошли трудовики. Без инъекции Ульянова и Троцкого в политическую среду мелкая радикальная кучка большевиков имела бы не больше шансов на успех, чем Бунд.

— Поразительно. Среди большевиков всего три агента влияния — я, Ягода и в какой-то мере Гиль. Помощь с агитацией в апреле. Плюс деньги, это важно. В результате история меняется кардинально. Никогда не думал, что буду вписан в ее переломные страницы.

— Тут не обольщайтесь, — у Шауфенбаха дрогнул уголок рта, что по человеческим меркам равно широкой ухмылке. — Историю пишут победители. Вас как элемента классово чуждого скоро попросят выйти вон. Теперь представьте, насколько уместно в славной истории большевизма будет смотреться глава об августовском мятеже. Нонсенс, если жандармский генерал с любовницей эсеркой остановил корниловцев, пока главный коммунист прохлаждался в Финляндии, а Троцкий отсиживался в Петрограде. Почти наверняка сей демарш припишут сознательным большевикам пролетарского происхождения. Аналогично, ваше участие в автогонке при спасении вождя от преследования тоже скорректируют. Подобные подвиги к лицу старым коммунистам с дореволюционным опытом подпольной борьбы. Поэтому берегите Ильича и готовьтесь к новой отставке. Можете поработать у вашей пассии, но учтите: Ульянов больше всего не терпит разногласий с ближайшими соратниками и союзниками.

— А потом?

— Полагаю, придется уехать за границу. Болгария подойдет в лучшем виде. Деньгами обеспечу, не переживайте. Там, как у вас любят говорить, Бог даст.

Всевышний далеко. Гораздо ближе оказалась другая фигура, вмешивающаяся в земные события грубо, интенсивно и без особого стеснения. Вернувшийся в Петроград Ульянов затребовал для охраны своей персоны привычных Никольского, Гиля, Евсеева и Юрченкова. С огромными предосторожностями они проводили вождя в Смольный институт, где обосновался Петросовет. Там же разместился созданный Троцким Военно-революционный комитет — временный орган для руководства восстанием.

Большую часть судьбоносных 24 и 25 октября Владимир Павлович откровенно скучал. Революция происходила буднично, методично и практически бескровно. Вокруг носились люди, следовали доклады, приказы, разносы, но ничего экстраординарного, требующего его вмешательства.

С учетом негативного опыта июльских событий Троцкий четко распределил обязанности между отдельными отрядами по захвату разводных мостов, почты, телеграфа, банков и прочих ключевых точек. Никольский обратил внимание, что в отличие от июльских демонстраций и антикорниловской мобилизации сегодня у большевиков удручающе мало людей. Основная масса рабочей «красной гвардии» проигнорировала призывы к восстанию. Из сорока тысяч вооруженных в августе рабочих собралось хорошо, если десять процентов. Но Временному правительству подчинялось еще меньше. Власть лежала на земле. Захватить ее мог каждый, обладающий хотя бы одним боеспособным пехотным полком.

Небольшие отряды по десять-пятнадцать большевистски настроенных рабочих занимали намеченные узловые места. Столь же малочисленные патрули, теоретически лояльные Керенскому, без единого выстрела их уступали. Единственным местом, где была предпринята хоть какая-то попытка организовать отпор, оказался Зимний дворец. Несколько десятков юнкеров и вооруженных женщин, охранявших резиденцию правительства, сделали пяток неприцельных выстрелов в сторону сознательных пролетариев, которые сразу же откатились на противоположную сторону Дворцовой площади. Туда Ульянов и отправил Никольского в качестве своих глаз после рапорта о провале первой попытки штурма.

Прихватив Юрченкова с мандатом Петроградского Совета и нацепив красные повязки, он к вечеру пешком преодолел неблизкое расстояние до Дворцовой площади. Там кучковались отряды рабочей «гвардии» и постепенно накапливались кронштадтские матросы.

Крайне скептически относясь к эффективности матросни в качестве боевой силы, Никольский попробовал вычислить их командира. На удивление моряки оказались достаточно собранными, а командующий ими Антонов-Овсеенко полон решимости захватить дворец в течение пары часов.

Матрос нервно курил, прислонившись к каменному основанию Александрийского столпа, надежно укрывшись за ним от возможных шальных пуль.

Но потешный дворцовый гарнизон не открывал огонь, хотя большую часть слонявшихся по площади рабочих перестрелял бы и слепой.

Никольский представился посланником Ульянова и Троцкого, предложив обождать артобстрела со стороны Петропавловской крепости. Моряк пожал плечами. Во дворце собралось множество ценностей, накопленных эксплуататорами и принадлежащих по праву трудовому народу. Этим, собственно, и объяснялся редкостный энтузиазм матросов, подписавшихся на участие в штурме.

Ближе к ночи неспешно загрохотало орудие. Военная логика операции ускользала от Никольского. Снаряды наискось летели через Неву в сторону фасада, обращенного к набережной. Там — никого, останавливай артобстрел и заходи куда хочешь. Революционные мародеры явно готовились проникнуть внутрь с парадного крыльца от Дворцовой площади, не используя плоды артподготовки.

В полумраке было отчетливо видно, как из-под стен Зимнего разбегаются какие-то люди в военной форме. Отряд бронемашин уехал до первой попытки захвата здания «из-за отсутствия бензина», которого на бегство почему-то хватило.