Книга Загадочный перстень - Ирина Глебова

— Чёрт с ним, пойду, встречусь, поговорю, — сказал. — А то подумает ещё, что струсил.

И ушёл. Больше Загрельского живым не видели. Жена Коринцева Юлия рассказала, что, перед уходом из дома на поиски Загрельского, муж устроил ей жестокую сцену ревности…

«Так, — подумал Викентий Павлович, останавливаясь на несколько минут. — Всё это нетрудно фальсифицировать. Записка, полученная в казино, сожжена, а другая почему-то оказалась как раз в кармане куртки, хотя написана была недели две назад. Но особенно — брошенный рядом с трупом именной кортик: это уже ни в какие ворота не лезет. Впрочем, в тех обстоятельствах могло показаться вполне правдоподобно…». Однако Петрусенко искал не оправдание Коринцева, а нечто совсем другое. Он стал читать дальше.

На официальное опознание мёртвого тела были вызваны два приятеля Загрельского и его любовница Юлия Коринцева. Самому Коринцеву тоже дали посмотреть на умершего, и он не отрицал того, что перед ним Загрельский. По правилам, хотя бы один из опознаваемых должен был быть близким родственником погибшего. Но таковых у Загрельского не оказалось. Родители умерли, замужняя сестра обитала с семьёй где-то в Канаде. Был у Загрельского брат, старше его на один год, жил в отцовском маленьком поместье под Житомиром. Но — вот роковое совпадение! — за месяц до гибели, Загрельский получил печальное известие: имение сгорело и в пламени погиб старший брат… Что ж, в те годы пожары бунтов полыхали по стране. Но, всё же, Петрусенко задержался на этом сообщении.

Как, однако, близко оказались гибели двух братьев! А ведь погодки часто очень похожи, почти как близнецы. А вдруг?.. Вдруг старший брат — это и есть то тело, которое мешает версии приобрести плоть и кровь? А Коринцев в гостинице Гранд Отель увидел и узнал Загрельского — живого?

Э-э, нет! Викентий Павлович одёрнул сам себя. Во-первых, все его умопостроения — это всё-таки домыслы. Никаких доказательств. И, во-вторых, как бы Загрельский, выдававший себя за давно умершего, рискнул появиться на родине? Харьков, конечно, не Севастополь, но ведь Полтава, где он служил, совсем близко! Вероятность встретить знакомых велика…

Но Петрусенко уже вошёл в азарт. Он искал объяснение всему, что играло на его версию. Внешность можно изменить. За границей есть отличные специалисты, и Загрельский, как медик, это знал. Решив стать мёртвым, он должен был идти до конца. Изменение внешности — шаг к тому. И тогда можно не бояться через годы появиться в знакомых местах.

Не успел Викентий Павлович сам себя похвалить за догадку, как вновь разочаровано покачал головой: но тогда как бы Коринцев узнал Загрельского? А по особой примете — искалеченным пальцам! Так же, как и Варя.

Эх, жаль, что нигде, ни в каких бумагах нет упоминания о том, что у Загрельского были покалечены пальцы — уже в те годы! А раз нет — нужно отказаться от этой детали, отбросить. Но что же, помимо пальцев, могло выдать Загрельского перед Коринцевым?

Викентий Павлович почувствовал нервную усталость. Заболела голова: слишком быстро выстраивал он в уме один вариант, отбрасывал его, строил следующий, вновь опровергал и вновь искал новое объяснение. И ведь всё, что он придумал, хотя и очень похоже на правду, но только домыслы. Один факт может и развалить их, как карточный домик, но может и сделать реальностью. Но где он, этот факт?

Дверь быстро распахнулась, на пороге появился Никонов. Щёлкнул по-офицерски каблуками, тряхнул шевелюрой, низко склонив голову.

— Викентий, преклоняюсь перед тобой! Ты, как всегда, оказался прав.

— Aguila non captal muscas. — Орёл не ловит мух! Значит, у перстня нашёлся хозяин?

— Так точно! Догадайся, кто?

— Вот уж нет, — Петрусенко усмехнулся, — гадать не буду. Хоть и мог бы. Говори!

Никонов уселся на диване — нога за ногу.

— Итак, я полез на родовое дерево, как ты изволил выразиться. У княгини, вернее, её покойного мужа, оказалась племянница — дочь сестры. Были и другие родственники — и со стороны мужа, и самой княгини, но там ничего касательно нашего дела не прослеживалось. А вот эта племянница, Зинаида Замятина, вышла двадцати двух лет замуж за морского офицера Игнатия Коринцева… Как ты думаешь, Викентий, не может быть такое совпадение случайным?

— Ни в коем случае! Уверен: именно этой племяннице княгиня передала свой перстень.

— А та, наверное, сыну, а тот — молодой жене!

— Жене Юлии… Жюли — так звали первую жену Аржена.

В ту же минуту словно щёлкнул какой-то невидимый переключатель, и Викентий Павлович увидел чётко, словно сам там присутствовал… Салон жёлто-чёрного крытого лимузина, на заднем сидении — мадам Аржен и Эрикссон. Мадам протягивает мужчине ладонь: «Нет, перстень не фамильный. Мне подарил его муж. Раньше он принадлежал его первой жене, она умерла». Шофёр лимузина оборачивается, чтобы спросить, куда повернуть, и видит зелёный блеск изумруда в россыпи бриллиантиков. Он очень сдержанный человек, этот шофёр, умеющий скрывать чувства — научился за пять лет тайной подготовки побега. Он, наверное, даже не вздрогнул, узнав перстень предавшей его и сбежавшей жены. Однако у него остались сомнения: ведь он видел вещицу лишь мгновение. Как бы не ошибиться!

ГЛАВА 17

Коринцев с первых фраз понял, что мужчина и женщина не муж и жена. Хотя, как он знал, среди приехавших иностранцев были две или три семейные пары. Но он ещё в них не разобрался — врачи поселились в отеле вчера.

Он только что отвез в театр пожилых супругов из Австралии. Не успел постоять и пяти минут, как появились эти двое. Хорошенькая, очень живая молодая женщина, конечно же француженка, и, судя по выговору — парижанка. Мужчина — высокий блондин с характерными чертами лица, скорее всего скандинав. На Севере Александру приходилось часто общаться с карелами и финнами. Но этот, всё же, норвежец или датчанин. Или швед.

Они не удивились тому, что обыкновенный шофёр свободно говорит по-французски. Эта западная манера считать, что в любом уголке земли их обязаны понимать! Впрочем, ответив, что они хотят поехать по центральной улице города, парочка тут же забыла о его существовании: мужчина рассыпался в комплиментах, дама откровенно кокетничала.

Коринцев быстро выработал шофёрскую привычку слушать, не слыша своих пассажиров. Пропускать их разговоры мимо сознания. Но если бы вдруг понадобилось повторить то, что болтают люди на заднем сидении, он это сделал бы почти дословно. Каторжная выучка: на всякий случай запоминать всё, даже бессознательно.

Скандинав называл дамочку «Клоди», а она его — «Ивар». Муж француженки, по имени Жорж, был тоже среди врачей. Но сегодня, как он понял из её болтовни, тот уехал за город со своим русским другом. А она не поехала — что там делать! Этот город, конечно же, далеко не Париж, но всё же тут есть куда пойти, особенно в компании с таким милым кавалером!..

Коринцев притормозил машину и хотел было спросить: куда поворачивать — налево или направо? Но успел краем глаза уловить, что мужчина склонился и целует пальчики Клоди. Он тактично промолчал несколько минут, дожидаясь, когда они вновь заговорят. Но вот скандинав спросил что-то о перстне: не фамильный ли? И Коринцев оглянулся, собираясь задать свой вопрос… На приподнятой руке француженки блеснул зелёным огнём крупный изумруд в бриллиантовой оправе. И у Александра остановилось сердце.