Книга Времена не выбирают - Пола Хейтон

Джил перевела дыхание, и с внезапной решимостью прямо и серьезно посмотрела ему в глаза.

— Я люблю тебя, Макс, — сказала она тихо.

Он замер, пораженный. У Джил сжалось сердце. Но вскоре он светло улыбнулся, будто освободился от тяжкого груза, черты его стали мягче, теплее, и рука его нежно коснулась ее щеки.

— Да, — сказал он, — я вижу, что ты меня любишь. И я сам, — тут он невесело усмехнулся, — кажется, угодил в ловушку, о которой предупреждал тебя. Боюсь, что, вопреки моим намерениям, и я влюбился, да, безнадежно влюбился в тебя.

Макс нахмурился, и Джил с замиранием сердца ждала, что он скажет еще.

— А сейчас, — закончил он уже бодрее, — предстоит решать, что нам с этим делать.

Если бы он приказал ей прыгнуть следом за ним в океан, Джил нырнула бы, не задумываясь. В эту благословенную минуту, узнав, что любима, она готова была сделать для него все.

— Прежде всего, — продолжил Макс тем же деловым тоном, — поскольку моя машина уже готова, я должен возвратиться в Сан-Франциско.

Догадавшись, что это встревожило девушку и желая ее успокоить, он крепко взял ее руку и прижал к груди.

— Джил, это необходимо. Я не могу строить планы на будущее, пока не разберусь с прошлым, пока не дам ясно понять моей семье, всему тому миру, чего я хочу. Они должны узнать, что мне не по пути с ними. Ты ведь понимаешь меня, дорогая?

Кто-то ледяной рукой сжал ее сердце. Разлука! Однако Джил знала, что он должен уехать.

— Да, — прошептала она. — Я понимаю.

— Как только улажу дела дома, я вернусь, обещаю тебе, любовь моя. И еще, я буду звонить тебе, держать тебя в курсе событий. Хорошо?

Она выдавила из себя улыбку.

— Хорошо. Когда ты уезжаешь?

Макс крепко обнял ее и коснулся губами глаз, щек, губ.

— Не сегодня, — прошептал он, целуя ее в губы и лаская грудь. — Уж точно не сегодня.

В эту ночь они любили друг друга еще более страстно, еще более жадно, чем раньше. Казалось, он хочет стать частью ее существа, оставить кусочек себя с ней, подарить себя ей без остатка.

Но утром Макс проснулся с твердым решением ехать. Пока он брился, собирал вещи, Джил приготовила завтрак, и позже, когда они сидели друг против друга за кухонным столом, не могла отвести от него глаз. Ей хотелось запомнить каждую черточку его лица, каждую родинку.

Макс поцеловал ее в последний раз, и этот сладкий долгий поцелуй сделал расставание еще более тяжким. Сейчас, когда он принял решение, нетерпение охватило Горинга. Мыслями он был уже на пути домой. Все, что она могла сделать, это отпустить его.

Джил смотрела вслед исчезающей машине, и несдерживаемые слезы, не замечаемые ею, текли по щекам. Она чувствовала себя так, будто навсегда лишилась самого близкого человека.

6

Этот день показался Джил нескончаемо долгим. Она бродила из комнаты в комнату в поисках хоть каких-нибудь следов его пребывания, хоть чего-нибудь, что напомнило бы о самых счастливых днях ее жизни. Но он был с ней так недолго и почти ничего не оставил после себя. Вот посуда, из которой он ел сегодня утром, да и ту успел сполоснуть.

Что-то от него должно было остаться в мастерской, какой-то памятный знак о его пребывании там, но Джил не могла заставить себя пойти туда.

После полудня она долго бродила по пляжу, намеренно выбирая места, удаленные от дома, где жила Бекки, чтобы не отвечать на вопросы любопытной соседки. Снова и снова Джил мысленно возвращалась к пережитым вместе с Максом радостям, бережно перебирая особенно счастливые мгновения их недолгого романа, и искры отгоревшего костра согревали душу, успокаивали сердце.

Вечером Джил сидела на кухне. У нее совсем пропал аппетит, и она равнодушно перебирала пакеты и банки со съестным. Услышав телефонный звонок, она стремительно рванулась к аппарату.

— Макс, это ты, — выдохнула она. — Я так рада, что ты позвонил. Откуда ты?

— Из небольшого городка в Орегоне. Похоже, мне придется здесь заночевать.

— Понимаю, ты, наверное, устал, да и не до конца еще оправился после травмы.

— Нет. Я прекрасно себя чувствую. Но поступило предупреждение о возможной снежной буре, идущей с гор. Дорожный патруль рекомендует специальные покрышки с шипами, а у меня их нет. Вот я и решил переждать ночь.

— Прошу тебя, будь осторожен. Горные дороги очень опасны, особенно при снежных бурях и гололеде.

— Надеюсь, что к утру погода наладится. Мне действительно не терпится ехать дальше.

Макс на мгновение затих, а потом уже более низким и тихим голосом спросил:

— Ты скучаешь по мне так же, как и я по тебе?

У Джил заныло в груди.

— В общем, нет, — ответила она полубезразличным тоном, но тут же рассмеялась. — Ты еще спрашиваешь?! Конечно, я тоскую по тебе. Мне, наверное, еще тяжелее. Тебя хоть что-то отвлекает, а я…

— Нет, — сказал он твердо. — Я буду думать о тебе все время: пока еду домой, и в Сан-Франциско, и всегда — до тех пор, пока не смогу вернуться к тебе.

— Так почему бы тебе не вернуться прямо сейчас?

— Не могу, пока не улажу все дела, — вздохнул Макс. — Но это не займет много времени. Теперь я знаю, что должен делать. И ты — главное действующее лицо моего сценария будущего. Ты ведь это знаешь, дорогая?

— Да, Макс, знаю. И буду ждать тебя.

— Ну, что же, пора мне присмотреть местечко, где бы я мог поесть, а потом поищу мотель. Если мне и вправду предстоит завтра пересекать горы в метель, стоит отдохнуть и как следует выспаться. Позвоню тебе уже из Сан-Франциско. Будем надеяться, что это случится завтра.

— Я буду на месте.

В трубке зазвучал отбой, и Джил на ватных ногах дошла до кухни и присела на высокий табурет у кухонного буфета, подперев рукой подбородок и счастливо улыбаясь. Его голос наполнил радостью ее душу, вернул утраченный покой.

Внезапно она ощутила зверский голод, достала из холодильника оставшиеся от завтрака ветчину и картофельный салат и стала уплетать их с завидным аппетитом. Сердцем и мыслями она находилась возле того высокого смуглого мужчины, которого, сама того не желая, полюбила сильнее всего на свете, сильнее самой жизни.

К утру, тем не менее эйфория покинула ее. Прошел день, за ним другой — самые тусклые из тех, которые ей довелось прожить. Даже после смерти отца она не испытывала такой опустошенности.

Не зря говорят: кто не познал счастья, не знает истинную цену горя. Она словно провалилась из рая в преисподнюю. Все вокруг потеряло цвет и вкус, казалось ненужным и бессмысленным. Джил понимала, что причина ее глубочайшей депрессии в неопределенности будущего, но гнала от себя тревожные мысли.