Книга В подвалах отеля "Мажестик" - Жорж Сименон

Молчание. Все ждали. Больше говорить было не о чем. Кларк закурил новую сигарету, жестом попросив у Мегрэ спичек.

Наконец вернулся секретарь, принес обратно разоблачающий листок голубоватой бумаги.

— Готово, господин следователь. Можно?..

— Да, вручите это письмо мистеру Кларку…

Кларк осторожно всунул письмо в свой бумажник, бумажник положил в задний карман брюк и, позабыв, что пришел без шляпы, стал искать ее на стульях. Потом вспомнил, машинально улыбнулся и пожелал всем спокойной ночи.

Как только дверь за ним закрылась, ушел и переводчик. Господин Бонно кашлянул раза два-три, обошел вокруг письменного стола и стал перебирать бумаги, совсем ему не нужные.

— Гм… Вы как раз этого и добивались, господин комиссар?

— А вы как думаете, господин следователь?

— Мне кажется, я первым задал вам вопрос?

— Извините, пожалуйста… Ну, разумеется, добивался… Видите ли, у меня сложилось впечатление, что мистер Кларк в скором времени вступит во второй брак… А этот ребенок, в сущности, сын Проспера Донжа…

— Человека, который в настоящее время заключен в тюрьму по тягчайшему…

— …по тягчайшему обвинению. Разумеется, — подтвердил со вздохом Мегрэ. — А все-таки это его сын. Что ж я тут могу поделать?..

Он тоже машинально поискал свой котелок, оставленный в отеле «Мажестик», и ему было так неловко выйти из Дворца правосудия с непокрытой головой, что он поневоле взял такси, чтобы доехать до бульвара Ришар-Ленуар.

Кровоподтек на подбородке уже превратился в темный синяк, и госпожа Мегрэ сразу его заметила.

— Опять подрался! — укоризненно сказала она, подавая на стол. — И, конечно, потерял при этом котелок… Зачем ты, спрашивается, ввязываешься?

Мегрэ улыбался широкой, довольной улыбкой, вынимая из серебряного кольца свою салфетку.

Глава 8

Когда Мегрэ дремлет

Тут тоже было неплохо! Сесть поудобнее за письменный стол, за спиной гудит пламя в затопленной печке, слева окно, в котором от утреннего холодка запотели стекла, прямо перед глазами — камин в стиле Луи-Филиппа, и на каминной полке черного мрамора — часы, где остановившиеся стрелки уже двадцать лет показывают двенадцать часов; на стене в черной рамке с позолотой — групповая фотография, и на ней запечатлены невероятно усатые господа с бородками клинышком, в сюртуках и цилиндрах, — товарищество секретарей комиссариата в те времена, когда Мегрэ было двадцать четыре года! На письменном столе в подставке выстроены по росту четыре трубки.

«Миллиардерша-американка удушена в подвалах отеля „Мажестик“.

Таков был заголовок, развернутый по всей первой полосе вчерашнего номера вечерней газеты. Разумеется, для журналистов все американки миллиардерши. И еще веселее усмехнулся Мегрэ, когда увидел свой собственный портрет, на котором он в пальто и в котелке, с трубкой в зубах, наклонился над чем-то, невидимым зрителю.

«Комиссар Мегрэ рассматривает жертву преступления».

Да, это его фотография, только снятая не теперь, а год тому назад — в Булонском лесу, когда он действительно рассматривал труп неизвестного, убитого выстрелом из револьвера.

В папках из мягкого картона лежали самые важные материалы.

«Доклад инспектора Торанса о результатах следствия относительно некоего Эдгара Фагоне, именуемого Эвзебио Фуалъдес, именуемого также Зебио.

Возраст — 24 года; место рождения — город Лилль. Отец — Альбер-Жан-Мари Фагоне, старший мастер на заводе Лекера, умер три года назад; мать — Жанна-Альбертина-Октавия Обуа пятидесяти четырех лет, законная супруга вышеуказанного, профессии не имеет.

Нижеследующие сведения получены от привратницы дома № 57 по улице Коленкур, где Эдгар Фагоне проживает вместе со своей матерью и сестрой, а также от его соседей и ближайших в квартале торговцев, некоторые данные получены по телефону из полиции города Лилля (участок в районе газового завода).

Я связался также по телефону с санаторием Шевале в Межеве, а кроме того, беседовал лично с директором парижского кинематографа «Империа», находящегося на бульваре Капуцинок.

Собранные таким образом сведения я считаю точными, хотя они и нуждаются, конечно, в дальнейшей проверке.

В Лилле семейство Фагоне вело скромный образ жизни, занимало в новом районе газового завода дом с мансардой. Кажется, родители Эдгара Фагоне имели честолюбивое стремление дать ему образование, и в возрасте одиннадцати лет он поступил в лицей.

Вскоре, однако, его по болезни взяли оттуда и поместили в профилакторий на острове Олерон, где он и пробыл целый год. Здоровье мальчика, по-видимости, восстановилось, и он возвратился в лицей; но с тех пор в школьных занятиях Эдгара часто бывали перерывы ввиду слабости его организма.

В семнадцатилетнем возрасте пришлось отправить его в горы, и он провел четыре года в санатории Шевале, около Межева.

Доктор Шевале хорошо помнит Эдгара Фагоне, который, будучи очень красивым юношей, имел большой успех у лечившихся в санатории дам. У него уже были в то время любовные похождения. И как раз в санатории он стал превосходным танцором — правила этого лечебного заведения весьма снисходительны, а туберкулезные больные, кажется, падки до развлечений.

Призывной комиссией Эдгар Фагоне признан негодным к военной службе.

На двадцать втором году жизни он возвратился в Лилль и еще успел принять последний вздох отца. Покойный оставил кое-какие сбережения, недостаточные, однако, для пропитания его семьи.

Сестра Эдгара Фагоне, девятнадцатилетняя Эмилия, больна костным турберкулезом и стала почти калекой. Кроме того, умственные способности у нее недостаточно развиты, и она нуждается в постоянном уходе.

Кажется, после смерти отца Эдгар Фагоне прилагал все усилия, чтобы найти место. Сначала пытался устроиться в Лилле, потом — в Рубэ. К несчастью, этому мешал недостаток образования. А кроме того, хоть он и выздоровел, но, будучи слабого сложения, не мог заниматься физическим трудом.

Тогда он перебрался в Париж и через несколько недель уже облекся в небесно-голубую униформу билетеров кинематографа «Империа» — этот кинематограф первый заменил женщин-билетерш молодыми людьми, среди которых попадались и нуждающиеся студенты.

Получить точные сведения по данному вопросу трудно, поскольку заинтересованные лица не склонны тут откровенничать, но, по-видимому, многие молодые билетеры, которым оказалась к лицу лазоревая униформа, одерживали в «Империа» прибыльные для себя победы».

Мегрэ усмехнулся, увидев, что Торанс счел своим долгом подчеркнуть красными чернилами слово «прибыльные».

«Как бы то ни было, Эдгар Фагоне, которого его товарищи начали называть Зебио за его южноамериканскую внешность, прежде всего выписал в Париж мать и сестру и поселил их в трехкомнатной квартире на улице Колечку р.