Книга Темное дело - Оноре де Бальзак

— Нет ли у кого-нибудь ключа от шкатулки? — нагло обратился Перад к присутствующим, казалось, он вопрошает их в такой же мере голосом, как и движением огромного багрового носа.

Тут провансалец не без тревоги заметил, что в гостиной не осталось ни одного жандарма, только он да Корантен. Корантен вытащил из кармана маленький кинжальчик и стал всовывать его в щель ларчика. В ту же минуту с проселка, а потом с мощеной дороги, пересекавшей лужайку, донесся зловещий топот отчаянно скачущей лошади. Но еще больший ужас охватил всех, когда они услышали ее падение и ее предсмертный хрип, — она свалилась, как подкошенная, возле средней башни, — и словно гром поразил всех присутствующих, когда до них донесся шелест амазонки и вслед за этим в комнате появилась Лоранса. Слуги поспешно расступились, давая ей дорогу. Несмотря на стремительность скачки, она, видимо, глубоко страдала от мысли, что заговор раскрыт: все ее надежды рушились! Она неслась вскачь, поглощенная мыслями об этих рухнувших надеждах, думая о том, что теперь придется покориться консульской власти. И если бы не опасность, нависшая над четырьмя молодыми людьми и послужившая тем лекарством, при помощи которого она преодолела усталость и отчаяние, она упала бы тут же, сраженная сном. Лоранса почти загнала лошадь, спеша встать между своими братьями и смертью. Когда присутствующие увидели эту героическую девушку, бледную, осунувшуюся, со сбившейся набок вуалью, с хлыстом в руке, остановившуюся на пороге гостиной, откуда она пылающим взглядом окинула всю эту сцену и сразу проникла в ее смысл, каждому стало ясно благодаря неуловимому выражению, скользнувшему по хитрому и злому лицу Корантена, что теперь лицом к лицу сошлись два настоящих противника. Предстоял страшный поединок. Увидев в руках Корантена шкатулку, графиня взмахнула хлыстом и так стремительно кинулась к сыщику, с такой силой ударила его по рукам, что шкатулка упала на пол; Лоранса схватила ее, бросила на пылающие уголья и в угрожающей позе встала перед камином, прежде чем агенты успели прийти в себя от изумления. Глаза Лорансы горели презрением, на бледном челе и губах блуждала пренебрежительная усмешка, и в этом было для агентов что-то еще более оскорбительное, чем тот властный жест, каким она расправилась с Корантеном, словно с какой-то ядовитой гадиной. В добродушном г-не д'Отсэре вдруг пробудился рыцарь, кровь бросилась ему в лицо, и он пожалел, что при нем нет шпаги. Слуги сначала затрепетали было от радости. Отмщение, которого они жаждали, уже постигло одного из негодяев. Но их радость сразу же вытеснило жестокое опасение: сверху все еще доносились шаги жандармов, шаривших по чердакам. «Сыщик» — энергическое слово, в котором смешиваются все оттенки, отличающие друг от друга служащих полиции, ибо народ ни за что не хочет вносить в свою речь точные названия для всех, кто причастен к этой кухне, необходимой правительствам; сыщик великолепен и необычен тем, что никогда не выходит из себя: он обладает христианским смирением пастыря, он привык встречать презрение и сам отвечает презрением; оно преграда для толпы глупцов, которые не понимают его; об его медный лоб разбиваются любые оскорбления, он идет к намеченной цели как некий зверь, панцирь которого можно только пушкой пробить; зато если сыщика ранят, он, тоже как зверь, приходит в ярость именно потому, что считал свой панцирь непроницаемым. Удар хлыстом был для Корантена, — уж не говоря о боли, — именно тем пушечным выстрелом, который сокрушил его панцирь. Этот жест благородной и гордой девушки, полный такого омерзения, унизил сыщика не только в глазах немногочисленных обитателей замка, но, главное, в его собственных. Провансалец Перад бросился к камину; Лоранса ударила его ногой, но он схватил ее ногу, приподнял и тем заставил девушку из стыдливости опуститься в кресло, где она в тот вечер дремала. Это был трагикомический эпизод среди царившего ужаса, — контраст, нередкий в человеческой жизни. Желая во что бы то ни стало завладеть горящей шкатулкой, Перад обжег себе руки, но шкатулку достал, поставил на пол и сел на нее. Все эти маленькие события произошли мгновенно, причем не было произнесено ни единого слова. Корантен, придя в себя от боли, вызванной ударом, схватил мадмуазель де Сен-Синь за руки, чтобы удержать ее на месте.

— Не принуждайте меня применить к вам силу, прелестная гражданка, — сказал он с оскорбительной любезностью.

Поступок Перада привел к тому, что шкатулка перестала тлеть, так как приток воздуха прекратился.

— Эй, люди! Сюда! — крикнул он, не меняя своей странной позы.

— Вы обещаете вести себя паинькой? — дерзко спросил Корантен, обращаясь к Лорансе и поднимая с полу свой кинжал, причем у него хватило такта не угрожать им.

— Тайны, заключенные в этой шкатулке, не имеют никакого отношения к правительству, — ответила она с какой-то грустью в голосе и глазах. — Когда вы прочтете лежащие там письма, вам, несмотря на всю вашу низость, станет стыдно, что вы их прочли. Впрочем, разве у вас еще есть стыд? — добавила она, помолчав.

Кюре бросил Лорансе красноречивый взгляд, как бы говоря: «Ради бога успокойтесь!»

Перад встал. Дно шкатулки, прожженное углями, почти все сгорело и оставило на ковре бурый отпечаток. Крышка шкатулки обуглилась, стенки треснули. Этот шутовской Сцевола[25], принесший в жертву богу полиции — Страху — свои абрикосовые панталоны, раскрыл боковые стенки ларчика, словно книгу, и на сукно ломберного столика выпали три письма и две пряди волос. Он уже намеревался с улыбочкой взглянуть на Корантена, как заметил, что обе пряди седые, но разных оттенков. Корантен отпустил мадмуазель де Сен-Синь и подошел, чтобы прочесть письмо, из которого выскользнула прядь волос.

Лоранса тоже встала и, приблизившись к сыщикам, сказала:

— Что ж, читайте вслух, это послужит вам наказанием. Но так как они начали читать про себя, Лоранса сама прочла вслух следующее письмо:

«Любезная Лоранса,

Мы с мужем узнали о том, как благородно вы вели себя в горестный день нашего ареста. Мы знаем, что вы любите наших бесценных близнецов так же горячо, как и мы, и, как мы, любите обоих одинаково; поэтому именно вам вверяем мы наш дар, пусть это будет для них дорогим и печальным воспоминанием о нас. Сейчас господин палач остриг нам волосы, потому что через несколько минут нас казнят, но он обещал передать вам два единственных предмета, которые мы можем оставить на память нашим бесконечно любимым сиротам. Сберегите же то малое, что останется от нас, чтобы передать им, когда настанут лучшие времена. Посылаем с этими прядями наш последний поцелуй и родительское благословение. Последняя наша мысль будет обращена прежде всего к нашим сыновьям, затем к вам и наконец к господу богу. Любите их.

Берта де Сен-Синь

Жан де Симез».

При чтении этих строк у всех на глаза навернулись слезы.

Лоранса бросила на сыщиков уничтожающий взгляд и твердым голосом сказала:

— Вы безжалостней, чем господин палач!