Книга Адаптация совести - Чингиз Абдуллаев

— Наверное, да, — сдержанно согласился Дронго. — Я хотел сообщить вам, что Баратов вчера позвонил мне из тюрьмы.

— Как это позвонил? — не понял Гуртуев. — У него в камере есть телефон?

— Ему разрешил сделать один звонок полковник Тублин. В обмен на письменное признание его вины в курганском эпизоде.

— И Баратов согласился? — удивился профессор.

— Да.

— Не может быть, — пробормотал Гуртуев. — Этот эпизод был как раз более всего уязвим — ведь тело нашли не сразу, когда оно начало разлагаться, а эксперты вынесли заключение, что ее не насиловали… Он мог вполне отказаться от этого преступления. Как раз в этом случае у обвинения были бы только косвенные доказательства.

— Тем не менее он согласился.

— Зачем? Только для того, чтобы поговорить с вами? Не слишком ли мизерная плата за признание еще одного убийства? Нет, это просто невозможно. Он ведь не обычный малограмотный преступник. Профессор, директор института… Он должен понимать, что этим признанием фактически берет на себя еще одно убийство, хотя вполне мог от него отказаться. Зачем ему это нужно?

— Только для того, чтобы лишний раз услышать мой приятный голос.

— Не шутите, — попросил Казбек Измайлович, — это очень серьезно. Очевидно, в нем происходят какие-то психологические процессы, о которых мы даже не догадываемся. Я ведь давно занимаюсь изучением его психотипа. Он не тот человек, который за одну телефонную беседу с вами может подставить себя под убийство. Это невозможно.

— Поэтому я вам и позвонил. Он это сделал и требует меня для следующей встречи.

— А в ФСБ опять не разрешают, — вздохнул профессор.

— Наоборот. Только что звонил генерал Гордеев и настоятельно просил меня завтра утром прибыть для беседы с Баратовым.

— Очень интересно. Значит, они тоже начали что-то понимать. Поразительное дело. Когда вы туда поедете? Я тоже приеду, чтобы присутствовать на вашей беседе.

— Боюсь, что они не выдадут вам разрешения.

— Как это не выдадут? — растерялся Гуртуев. — Я всю жизнь занимаюсь психологией подобных преступников. Почему не выдадут?..

— Генерал Гордеев считает, что на нашей завтрашней беседе должны присутствовать их специалисты. Научные изыскания будете проводить после оглашения приговора, так он и заявил мне.

— Господи, какой идиот! Нет, так нельзя. Я позвоню генералу Шаповалову, если нужно, отправлю заявление в руководство ФСБ. Я обязательно должен присутствовать на вашей встрече. Это очень важно. Мне кажется, что Баратов испытывает сильный стресс и, возможно, поэтому ведет себя неадекватно.

— Или наоборот, слишком адекватно.

— Что вы хотите сказать? — насторожился профессор.

— Мне кажется, что он более чем адекватен. Во всяком случае, судя потому, как он вчера со мной разговаривал. Баратов упорно проводит свою четкую линию, которая может его куда-то вывести, и мы пока не понимаем, для чего он все это делает.

— Только не потому, что раскаивается, — быстро сказал Гуртуев, — такие люди вообще не раскаиваются. Я внимательно проанализировал вашу первую беседу. Да, в его жизни были очень трудные моменты, и он явно хотел, чтобы вы обратили на них внимание. Но он не раскаивается и считает себя абсолютно правым, когда убивает своего соседа, сломавшего ему жизнь, как он вам говорил. И даже его жену, которая вообще не имеет никакого отношения к встречам своего мужа с его женщиной. Более того, она даже об этом не знала. Но он считает себя вправе мстить таким изуверским способом, не замечая, что убивает ни в чем не повинного человека, даже с точки зрения его собственной логики. Вот в чем трагедия. Он считает себя вправе мстить именно таким образом. Не говоря уже об убитых им женщинах. Он их абсолютно не жалеет. По его логике, они сами виноваты в том, что охотно шли на свидание с ним в силу каких-то личных проблем. Возможно, он даже полагает, что доставлял им некоторое удовольствие перед смертью столь противоестественным образом. И смерть этих несчастных женщин он рассматривает с точки зрения удовлетворения собственных потребностей, даже не задумываясь, какую боль причиняет родственникам погибших. У него искаженная логика…

— Как и у многих других людей, — горько заметил Дронго. — Разве мы всегда думаем о чужих переживаниях или страданиях? Пусть не каждый из нас становится убийцей, но мы походя оскорбляем своих подчиненных, обижаем близких, оскорбляем обслуживающий персонал… А ведь эти люди не могут нам даже ответить. Люди вообще не способны думать о чужих переживаниях. Некий ген эгоизма заложен в каждом из нас.

— Как вы правы, — пробормотал Гуртуев, — вы даже не представляете, как вы правы. Но только люди в процессе цивилизации научились подавлять свои инстинкты и противоестественные желания, чтобы поддерживать нормы стабильности в обществе, очерченные моралью и правом. А некоторые считают себя выше этих норм и позволяют себе не считаться с ними. Речь идет всего лишь о границах дозволенного. У некоторых людей эти границы бывают очень условны с моральной точки зрения. А некоторые попросту не считаются с правом и моралью.

— И поэтому я не верю в его исповеди, — твердо сказал Дронго. — Я имею в виду не факты, которые он нам сообщает. Факты как раз могут быть абсолютно верными; возможно, поэтому он и сообщает о них. Здесь важно другое. Непонятна цель подобных исповедей, вообще, цель его поведения за последние несколько дней, когда он сначала указал, где захоронил тело убитой соседки, а затем согласился дать показания по курганскому эпизоду. И все это для того, чтобы лишний раз поговорить со мной? Я не верю в подобное. Я не священник, отпускающий грехи. Он неплохо изучил меня и прекрасно понимает, что я никогда не смогу проникнуться сочувствием к его деяниям. Возможно, я попытаюсь понять трагедию Баратова, но не простить. Тогда зачем ему все эти ненужные встречи и разговоры? Раскаяние? Никогда в жизни. Осознание бесполезности своего сопротивления? Тоже не может быть. Он четко представляет, что именно ждет его в дальнейшем. Попытка взять реванш за свое поражение именно у меня? Возможно. Но почему таким странным способом — пытаясь утопить себя еще глубже? По-моему, просто наивное и глупое поведение, а он явно не похож на наивного простачка. Тогда почему?

— Если бы мы знали ответы на все вопросы, мы бы не допускали появления подобных маньяков, — ответил Гуртуев. — Когда вы должны быть там?

— К десяти часа утра.

— Я постараюсь добиться разрешения, чтобы оказаться рядом с вами, — решительно сказал Казбек Измайлович. — Самое важное — вы всегда должны помнить, что он никогда не простит вам вашей победы. Это не тот человек, который может смириться с собственным поражением. И приглашая вас на беседу, он считает вас не только равным самому себе, но и ненавидит вас больше всех остальных. Я бы даже сказал, больше всего на свете — ведь вы разрушили его миф о супермене, каким он наверняка себя считал. Возможно, его исповеди — это психологическая попытка отыграться именно перед вами, показать и доказать вам, что он был всего лишь игрушкой в руках неумолимой судьбы, и вы напрасно считаете себя победителем в этой схватке. Настоящим победителем выступает его судьба, сделавшая из него подобное чудовище. Вы меня понимаете?