Книга Наша банда - Филип Рот

Так вот, я считаю, что, по каким угодно меркам, для кризиса подобного рода показатель потерь составляющий 0,0003, представляет собой восхитительное свидетельство невиданной сдержанности, которую мы сумели противопоставить ужасной трагедии, подстерегавшей наших солдат. И уж конечно, показатель этот станет великим утешением для всех, кто ненавидит кровопролитие так, как ненавижу его я, раз и навсегда доказав лживость злонамеренных обвинений, согласно которым ответственность за насилие лежит не на скаутах, а на армии. С другой стороны, на мой взгляд, тот факт, что к исходу второго дня погибли всего три скаута, служит достойным свидетельством проявленной нами необходимой твердости, которую мы всегда стараемся сочетать с невиданной сдержанностью.

Разумеется, я уверен — подавляющее большинство населения Америки понимает, что всегда найдется незначительное, но горластое меньшинство придир и критиканов, которым ничем не угодишь, сколь бы скрупулезно ни сочетали мы необходимую твердость с невиданной сдержанностью, которые мы проявляем во время гражданских беспорядков такого размаха. Даже если бы к концу двухдневного периода мы имели лишь одного мертвеца, то есть меньше половины покойника в день, даже если бы к концу двухдневного периода мы имели лишь одного слегка покалеченного скаута — эти критиканы вели бы себя так, словно разыгравшаяся трагедия не была чревата огромной опасностью, которой подвергали себя десятки тысяч наших доблестных солдат, а незначительные увечья получил не один-единственный юнец из десяти тысяч, юнец, который, что более чем вероятно, пробрался сюда, в отличие от наших доблестных воинов, из пригорода и не получил бы вообще никаких увечий, если б спокойно сидел дома.

Ну что же, я хотел бы, к сведению этого незначительного, но горластого меньшинства, со всей возможной определенностью подчеркнуть одно обстоятельство.

Я тоже питаю глубокое сочувствие к семьям трех бойскаутов, убитых здесь, в Вашингтоне. Я тоже отец и очень хорошо знаю, какую важную роль способны сыграть в карьере человека дети — да кстати, раз уж об этом зашла речь, и жена тоже. Собственно, я могу сообщить вам, что я, жена и две наших восхитительных дочери подготовили письма соболезнования для куда более чем трех погибших детей, намереваясь отослать их при первой же возможности. В продолжение всего кризиса я, пользуясь специальной «горячей линией», поддерживал постоянный контакт с моргом, расположенным здесь, в Вашингтоне, а также с другими моргами страны, и если бы возникла необходимость отправить не три, но три тысячи таких писем, то, уверяю вас, я и моя семья позаботились бы о том, чтобы слова соболезнований изошли из Белого дома еще до того, как остынут тела погибших. С гордостью могу сказать вам, что моя жена и дочери готовы были трудиться всю ночь только ради того, чтобы семьи, не столь счастливые, как наша, получили в час испытаний хотя бы малое утешение. В дальнейшем мы собирались также регулярно поздравлять этих людей с Рождеством.

Но пусть никто не питает иллюзий насчет того, что сколь бы поспешно ни проникся я состраданием к этим ни в чем не повинным семьям, столь же поспешно высказал бы я и порицание в адрес этих трех виновных в преступлении скаутов. Я сказал «виновных», потому что не будь они виновными, они не были бы и мертвыми. Ибо мы с вами живем в стране, которая ничего подобного не допустила бы.

Так вот, я сознаю, что существуют некие апологеты восстания бойскаутов, которые пытаются пробудить симпатии общества к трем этим виновным скаутам, указывая, что лишь один из них был скаутом-орлом, а двое других «всего-навсего» младшими скаутами низшего ранга. Если как следует нажать на этих апологетов, они, пожалуй, признают, что скаут-орел представляет собой отлично натренированного и дисциплинированного подростка, более чем способного вести партизанскую войну благодаря различным тактикам выживания, которые он должен был освоить, чтобы занять свое ключевое положение в инфраструктуре скаутов. Однако они тут же и спросят — а как же младшие скауты? Разве могли младшие скауты составить настолько серьезную угрозу национальной безопасности, что их нужно было убить?

Что же, позвольте мне, мои дорогие американцы, ответить на этот вопрос, показав вам оружие, которое удалось обнаружить на поясах этих «маленьких скаутов», когда их тела обыскивали сотрудники ФБР, Секретной службы, ЦРУ, Военной полиции, Берегового патруля, офиса Генерального прокурора, полиции Капитолия, полиции округа Колумбия, а также стражи порядка, созванные со всей страны, чтобы гарантировать честность и полноту расследования.

Так вот, я уверен, что все мы с грустью сердечной вспоминаем 6,5-миллиметровый итальянский карабин, за двенадцать долларов семьдесят восемь центов купленный по почте в Чикаго убийцей президента Харизмы Ли Харви Освальдом, о котором я уже упоминал в связи с Джеймсом Эрлом Реем и Чарлзом Куртисом Флудом. В каталоге заказов по почте это ружье выглядело, вероятно, не более угрожающим, чем то оружие, которое я собираюсь вам показать, не в большей мере способным изменить ход истории. И все же никто из нас никогда не забудет как сильно повлияло это ружье на карьеру президента Харизмы и на мою собственную. Я сознаю, что многим из вас предмет, который я держу в правой руке, покажется таким же безобидным, каким несомненно выглядело в почтовом каталоге ружье стоимостью в двенадцать долларов семьдесят восемь центов. Но пусть никто не питает иллюзий насчет того, что этот предмет будто бы не является оружием столь же, если не более эффективным.

Во-первых: в то время как ружье, погубившее политическую карьеру президента Харизмы, имело в длину сорок дюймов, длина ножа, который я держу в руке, даже при открытом лезвии составляет всего лишь четыре и пять восьмых дюйма. Что делает его идеальным для использования в общественных местах, в отличие от сорокадюймового ружья, способного вызвать подозрения в школьном автобусе или супермаркете — да в сотне мест, в которых вы с дорогими вам существами оказываетесь в ходе повседневной жизни.

Во-вторых: это оружие куда более зловредное, чем рядовое ружье, оружие, которое, о чем можно было бы и не упоминать, по гуманности своей и рядом не лежало с широко распространенной тысячефунтовой бомбой, не говоря уж о бомбе ядерной. Будучи человеком, которого воспитали, как вам известно, квакером, я отношусь к гуманности с особенной теплотой. Вот почему, став президентом, я изо всех сил стараюсь заставить Конгресс выделить средства на систему вооружений, которая позволит нам занять ведущее в мире место по части гуманности. Разумеется, не существует причины, по которой страна с нашими научными и техническими ресурсами не могла бы разработать оружие, обладающее разрушительной мощью, столь всеобъемлющей и мгновенной, что оно гарантирует каждому мужчине, каждой женщине и каждому ребенку нашей планеты то благо, которым доныне удавалось воспользоваться лишь немногим счастливцам, скончавшимся во сне, а именно, незаметный переход из этой жизни в следующую. Именно о такой смерти люди мечтали с незапамятных времен и я хочу, чтобы все помнили — никому иному как президенту Трику Е. Диксону достало нравственного и духовного идеализма, чтобы посвятить себя исполнению этой мечты.

Но теперь позвольте мне, мои дорогие американцы, задать вам следующий вопрос: что может дальше отстоять от идеала безболезненной смерти для всех людей мира, над осуществлением которого столь усердно трудится эта администрация, чем смерть, уготованная жертве ножа, который я держу в руке? Для того, чтобы убить человека оружием столь малых размеров, необходимо нанести ему не менее пяти или десяти ужасно болезненных колотых ран, да и само совершение такого убийства требует, чтобы убийца обладал неколебимой злобностью, хладнокровной решимостью, которая, уверяю вас, потрясла бы и испугала закаленного в боях пилота бомбардировщика Б-52 не меньше, чем вас и меня.