Книга Наши расставания - Давид Фонкинос

Трудно сказать, как долго все это продолжалось. Знаю лишь, что однажды я остался с одним-единственным галстуком. Последним. Я испытал одновременно и большое облегчение, и ужасное беспокойство. Я положил его перед собой, и мы вместе позавтракали. Этот клочок ткани знаменовал конец целой эпохи — эпохи восстановления. Это был черный галстук в белый горошек. До сих пор никто не захотел его купить, и мне было за него почти обидно. Я мог бы оставить его себе, но это было бы нехорошо: я не имел права ломать его судьбу, а его судьба заключалась в том, чтобы быть проданным. Следовало тщательно продумать маршрут своей последней поездки. На ум пришел один дом, он давно привлекал мое внимание, но я все никак не решался туда заехать. Почему? Трудно сказать. Это было нечто вроде старинного поместья, и у меня при виде его всегда возникало чувство, что там, как бы лучше выразиться, что-то происходит. Что именно, я понятия не имел, но точно помню, что, глядя на него, думал: не стоит докучать его обитателям.

Но нынче все изменилось. Последний галстук заслуживал особого обращения. Этот дом казался идеальным вариантом. С чемоданом в руках я вошел в ворота. Финальная сцена спектакля, мое прощальное турне. Я шел медленно, ощущая мифологический смысл момента, пока не добрался до двери и не постучал. Я слышал, что в доме кто-то есть, хотя находившийся там человек почти не производил шума. Но мои уши, с недавних пор привыкшие к тишине, обрели небывалую прежде остроту слуха. Да, в доме кто-то был, и я постучал еще раз, уже более настойчиво. Мне открыла женщина. Лет двадцати, со стянутыми — на мой взгляд, слишком туго стянутыми — волосами. Она посмотрела на меня своими огромными глазами и, поскольку я временно утратил дар речи, спросила:

— Что вам угодно?

— Я… Мне… У меня тут галстуки.

— Галстуки?

— Да… Я продаю галстуки… Может быть, здесь есть мужчина, которому… Или, может, в подарок? Галстук — это прекрасный подарок. Мужчины очень любят, когда им дарят галстуки. Например, мой дядя. Я знаю, что он обожает получать в подарок галстуки…

— Ну хорошо, входите, — пригласила она, обрывая мою беспомощную тираду о дяде.

Главное — войти. Стоит тебе войти, считай, самое трудное позади. Чуть позже я узнал, что девушку зовут Ирис. Уже больше десяти дней она ни с кем не виделась. Жалкий лепет мужчины, явившегося продать ей галстук, внес в ее жизнь свежую струю гротеска.

Перед гротеском всегда следует распахивать двери в свою жизнь.

Я открыл чемодан, и глазам Ирис предстал сиротливо лежащий на дне галстук. Она подняла взгляд на меня и громко рассмеялась. Нелепость ситуации дошла и до меня. Я тоже рассмеялся, и этим дружным смехом меня словно швырнуло в воспоминания о хохочущем кружке гостей. Я чуть не заплакал, но сдержался, изо всех сил цепляясь губами за смех.

— У вас что, всего один галстук?

— Да. Понимаю, это немного странно, но он у меня последний. Я закрываюсь.

— Если я его у вас куплю, вы свернете дело?

— Именно так.

— Из-за меня вы станете безработным?

— Ну, в каком-то смысле да.

— Вы же знаете, что я его куплю. Я не могу поступить иначе. Торговец с единственным галстуком! Разве я в состоянии пройти мимо такого!

— Вы уже знаете, кому его подарите?

— Конечно. Себе. Я обожаю носить галстуки. Это сближает меня с Дайан Китон.

— Дайан Китон? Ах да! «Энни Холл»!

— Вы смотрели «Энни Холл»?

— Можно быть продавцом галстуков в Бретани и знать фильм «Энни Холл».

Она предложила мне кофе. Я согласился — времени у меня теперь был вагон и маленькая тележка. Мне предстояло чем-то наполнить целую жизнь. Ирис объяснила, что пишет роман, а в этот дом ее пустили, чтобы спокойно поработать. Она сочиняла уже второй роман. Надо же, а я про нее даже не слышал. О себе я сообщил, что работаю в издательстве «Ларусс», но сейчас нахожусь в бессрочном отпуске. Она подхватила мои последние слова, и в ее устах они прозвучали как шаманское заклинание:

— Вы работаете в издательстве «Ларусс», находитесь в бессрочном отпуске и… продаете галстуки. Вернее сказать, продаете галстук… в Бретани… А, поняла! Вас прислал Жан-Марк? Ну конечно! А то я уже испугалась! Он решил проверить, как я тут тружусь! Вот потеха!

— А кто это — Жан-Марк?

— Единственный на свете человек, которому взбредет в голову проделать нечто подобное! Ну, можете доложить ему, что я уже прилично продвинулась!

Бывают ситуации, когда человека невозможно сбить с мысли. То, чем я занимался и что собой представлял, не имело никакой связи с реальностью. Чтобы вернуться в рациональный мир, мне требовался посредник, и Жан-Марк сослужил мне эту службу. Да, сознался я, меня в самом деле направили к ней эмиссаром от издательства. Она сообщила, что уже видит, чем кончится ее история. Я поинтересовался, о чем будет роман, и тут она сказала: «Об одной паре, которая без конца расстается».

Я быстро допил кофе. Она повязала на шею галстук. Я не мог сказать, нравится мне эта женщина или нет, но впервые за много недель меня хотя бы отпустило ощущение, что все мои органы находятся под анестезией. Вид этой женщины открывал возможность будущей жизни. Мне не хотелось чересчур ей надоедать. Еще я подумал, что, может быть, вместе с ней в мою жизнь вернутся слова. Я пожелал ей успеха с романом, она пожелала мне успеха во всем. Никто не знал, чем могут обернуться ее и мои успехи. Я вернулся в дом Ролана. Пора было принимать решение.

5

Это удалось мне не сразу. Я сообщил Бернару, что продал все галстуки до единого. Он сказал, что я могу жить в доме его отца сколько захочу. Но что мне было здесь делать без галстуков? Бретань казалась мне обреченной быть царством галстуков. В то же время я боялся возвращаться в Париж. Ясное дело, особого выбора у меня не было, я знал, что все равно туда поеду. Но как я поеду? В Париже меня поджидало мое прошлое — самое пугающее из всех вариантов будущего.

Вышло так, что долго раздумывать мне не пришлось. Перед домом остановилась машина. Очень странного вида машина, может быть, самая безобразная из всех машин в истории автомобилестроения. Я смотрел на нее из кухонного окна и думал, кем надо быть, чтобы водить такое, — уж точно, не человеком. Мои размышления прервало появление выбравшегося из кабины водителя — им оказался Поль. Он приехал не один, а с Виржини. Они оба заколотили в дверь. Я притаился, ошарашенный внезапностью вторжения. Потом пошел и открыл им. Поль тут же бросился меня обнимать (не помню, упоминал я про то, что он жутко сентиментален, или нет) и даже проронил пару слезинок, к которым я добавил и свои: слезы — штука заразительная.

— Как же я рад тебя видеть! Как рад!

— И я тоже, — подхватила Виржини. — Мы уже неделю тут катаемся, всех расспрашиваем.

— Ты почему на звонки не отвечал? — негодовал Поль, не сразу осознав, что этот вопрос полностью утратил смысл.