Книга Сюжет - Джин Ханф Корелиц

И, конечно, ему писали писатели. Нуждавшиеся в наставнике. И вотзывах на свое творчество. Просившие рекомендовать их (вероятно, при личной встрече) Матильде, его агенту, или Вэнди, его издателю. Желавших знать, прочитал ли он их рукописи и следует ли им отказаться от мечты своей жизни или «держаться». А также писатели, искавшие у него поддержки своих теорий насчет дискриминации в издательском мире – антисемитизм! сексизм! расизм! эйджизм!– всецело уверенные, что только по этой причине их 800-страничный экспериментальный нелинейный неороман без знаков препинания никто не хочет издавать.

После публикации «Сороки» Джейк формально (и охотно) отстранился на несколько месяцев как от виртуальных занятий со студентами, так и отчастных курсов писательского мастерства, сознавая при этом, что на нем лежит ответственность не быть дерьмом в отношении других писателей. Соцсети, в которых обреталась значительная часть его читателей, не уставали напоминать о том, как это нехорошо – быть дерьмом. Твиттер, эту песочницу пишущей братии, Джейк освоил довольно рано, хотя редко что-то там постил. (Что он мог сообщить своим 74 «подписчикам»? Привет из верхнего Нью-Йорка, где я сегодня ничего не написал!) Фейсбук казался безобидным до выборов 2016года, когда пользователей стали заваливать сомнительными призывами и материалами о предполагаемых гнусностях Хиллари Клинтон. Что до инстаграма, где принято выкладывать фотогеничную еду и домашних любимцев (ни тем, ни другим Джейк похвастать не мог), он туда почти не заглядывал. Но после того, как «Сорока» попала к издателю иДжейку пришлось общаться с рекламными и маркетинговыми группами, его убедили стать активным пользователем хотя бы этих трех платформ или разрешить вести свои страницы сотруднику «Макмиллана» от своего имени. Перед Джейком встала непростая дилемма. Он был бы рад доверить это кому-то другому, чтобы не отвечать на бесчисленные письма и комментарии (не только восторженных читателей, но ивсяких троллей), но витоге решил, что не может так рисковать, и стого самого дня, как был издан его роман, его день начинался с просмотра соцсетей и проверки гугла на возможные новости по запросам Джейкоб+Финч+Боннер, Джейк+Боннер, Боннер+ Сорока, Боннер+Писатель ит.п. Это отнимало уйму времени и неслабо выматывало, вызывая ощущение, что он отчаянно пытается найти выход из лабиринта безысходности. И почему он только отказался доверить это сотруднику «Макмиллана»?

Вот почему. Разумеется.

Ты вор. Мы оба это знаем.

Однако, этот [e-mail] не делал попыток к открытой атаке на просторах твиттера, фейсбука или инстаграма, и невыкладывал разоблачительных текстов нигде в гугле. Этот тип всячески избегал публичности, предпочитая травить Джейка в частном порядке, через его личный сайт. Возможно, в этом заключался намек: Разберемся здесь и сейчас или будешь со мной разбираться потом и повсюду? Или же это были пробные выстрелы в преддверии неминуемого Трафальгарского сражения?

Джейк сразу понял, едва прочитал первое сообщение по пути в аэропорт Сиэтла, что это не случайный троллинг и что Талантливый Том – не изчисла завистливых писателей, недовольных читателей или даже поехавших крышей посланников альфы Центавра (с апельсинами или без), которым не давал покоя его роман. Дело в том, что прилагательное «талантливый» влитературном мире давно и надежно ассоциировалось с именем Том, благодаря творчеству Патриции Хайсмит, навечно закрепившей за именем своего героя такие атрибуты, как редкая изворотливость и крайняя бесчувственность к окружающим. Кроме того, ее талантливый мистер Том не гнушался убийствами. А фамилия его была…

Рипли.

Как колледж Рипли. Где судьбоносно пересеклись пути Джейка иЭвана Паркера.

Смысл послания был предельно ясен – кем бы ни был этот Талантливый Том, он все знал. И хотел, чтобы Джейк знал, что он знает. А также – что он хочет выйти с ним на связь.

Технически Джейк легко мог ответить ему, но перспектива начать такой диалог внушала угрозу. Ответить значило признать, что он боится, что он относится всерьез к такому обвинению, что Талантливый Том, кем бы он ни был, заслуживает внимания. Возможность хоть как-то раскрыться этому неведомому недоброжелателю пугала Джейка больше, чем смутные страхи о последствиях молчания.

Так что он опять воздержался от ответа. Вместо этого он неверной рукой переместил второе коммюнике Талантливого Тома вслед за первым, в папку под названием «Тролли». (Эту папку он создал полгода назад, и там уже скопилось несколько десятков нецензурных нападок на«Сороку», и неменьше трех из них обвиняли Джейка в том, что он продался «издательской мафии», а еще там была дюжина писем от некоего техасца, зацикленного на«гематоэнцефалическом барьере», который Джейк, по-видимому, преодолел, если он вообще у него был,– подобные сообщения, даже без явного хамства, оставляли тревожное впечатление.) Тем не менее, Джейк отдавал себе отчет, что Талантливый Том никак не вписывался в эту категорию. Он моментально сумел стать одной из самых значимых персон в жизни Джейка. И, несомненно, самой пугающей.

Вскоре после получения второго сообщения Джейк отключил телефон и роутер, свернулся калачиком на старой кровати, служившей ему со времен колледжа, и невыходил на улицу четыре дня, питаясь кексами из«Магнолии» наБликер-стрит (на некоторых был полезный зеленый крем) и попивая подарочный «Джемесон», который ему пожаловала Матильда в честь подписания контракта на съемки фильма. В редкие минуты его накрывало блаженное забытье, и он выпадал из реальности, но большую часть времени его изводил унизительный страх, заставляя в подробностях представлять всевозможные картины своего падения: каким унижениям он подвергнется, какое негодование будут испытывать все, кого он когда-либо знал, кому завидовал, над кем возвышался, кого любил и – с некоторых пор – с кем вел бизнес. Иногда, словно желая встретить неизбежное и покончить с этим, он продумывал покаянную кампанию самообличения, готовый сознаться в своих преступлениях перед миром. В другом настроении он сочинял длинные и сумбурные оправдательные речи, и еще более длинные и сумбурные апологии. Но ничто из этого ни вмалейшей степени не избавляло его от чувства пропасти под ногами.

Наконец Джейк вышел из заточения, но непотому, что увидел свет в конце тоннеля или составил некий план действий, а потому, что кончилось виски и кексы, и еще у него возникло сильное подозрение, что источник неприятного запаха, который начал беспокоить его, находится внутри квартиры. После того, как Джейк открыл окно, вымыл посуду и заставил себя принять душ, он включил телефон и ноутбук и обнаружил десяток сообщений от родителей (одно тревожнее другого), нарочито бодрое письмо отМатильды, интересовавшейся (чтоб ее!) новой книгой, и еще пару с лишним сотен писем от самых разных людей, среди которых было третье письмо с адреса [e-mail]:

Я знаю, что ты украл свой «роман», и знаю, у кого.

Почему-то его особенно проняло слово «роман».

Письмо он переместил, как и два предыдущих, в папку «Тролли». Затем, покоряясь неизбежному, создал новую папку, специально для Талантливого Тома. Но вскоре переименовал ее вРипли.