Книга Гибель титанов ч.1 - Дмитрий Чайка

где власть редко передавалась по наследству, а чаще захватывалась силой. Это общество только силу и признавало как источник закона и права. А раз так, то великий князь Самослав александрийскую толпу покорил. Он не заискивал, не улыбался и не махал ей рукой. На его лице была написано: плевать я на всех вас хотел, а если захочу, то сотру ваш город с лица земли, а на его месте построю новый.

Это выражение уверенной в себе мощи исторгло из глоток горожан восторженные крики. Им и нужен был такой государь: сильный и справедливый. Ставящий превыше всего свой закон, и карающий по нему одинаково и слабых, и сильных. По крайней мере, казнь десятка богатых ростовщиков александрийским плебсом именно так и расценивалась. Чернь любит, когда на ее глазах казнят богача. Так собственная убогая жизнь кажется горшечнику, грузчику или рыбаку не столь уж беспросветно-тоскливой.

— Ты не рад нам, брат? — Стефан раскинул руки в приветствии. — Ты так суров сегодня! Толпа успела тебя разозлить? Не обижайся на них. Они такие, какие есть.

— Да какая там толпа! — отмахнулся князь. — Думал, от порта не доеду. На одних сухарях несколько дней. Брюхо сводит так, что чуть концы не отдал. Где тут сортир?

— Грубая пища моряка! — понимающе покачал головой Стефан. — Это просто зло, которое придумали демоны ада в наказание за наши грехи. Я велю приготовить легкий суп из молодой курочки. Пальчики оближешь!

— Отец! — Святослав с семейством стоял перед князем, склонив голову.

— Иди ко мне! — князь обнял сына, расцеловал невестку и внука. И крошечную внучку он тоже подержал на руках, осторожно взяв ее у няньки.

— Никша приехал? — спросил он.

— Пока нет, — покачал головой Святослав. — Мы ждем его со дня на день.

— Пойдем, брат, — Стефан мягко освободил его из родственных объятий. — Пойдем, я покажу тебе твои покои. Тебе надо отдохнуть. Я так тебя понимаю. Когда мы плыли с Никшей в Йемен, я только и делал, что свешивался с борта. А сухой хлеб меня и вовсе чуть не прикончил. До сих пор вспоминаю его с содроганием.

Отдых, легкий суп из нежной, молодой курочки и полное воздержание от сухарей сотворили чудо. Самослав пришел в себя, и уже на следующий день погрузился в местные дела. Несуразный, заставленный всякой всячиной дворец сына сильно удивил его, но он не подал виду. Лезть в чужую семью он не станет. Нравится им спотыкаться о вазы, статуи и лежащих в самых неожиданных местах собак, ну и на здоровье. Он ведь сам ему жену степнячку сговорил, никто его не заставлял. А где научится утонченным манерам девчонка, прожившая большую часть жизни в юрте? Годы в Братиславе — не в счет. Они всего лишь обтесали юную дикарку, превратив в подобие настоящей госпожи. Разве она Мария, которая впитала вкус и манеры от множества поколений знатных предков? Княгиня стояла на голову выше всех женщин Словении. В этом факте не сомневался никто.

— Иди сюда, малыш! — Самослав притянул к себе внука, который внешностью и повадками походил скорее на степняка, чем на словена. По крайней мере, волосы у него были темно-русые, а глазки слегка раскосые, в мать-болгарыню. Впрочем, мальчишка был живой, как ртуть, и хорош собой необыкновенно, взяв всё самое лучшее и от матери, и от отца.

— Деда! Дай! — протянул руки Александр и жадно вцепился в крошечный кинжал, изготовленный специально для него. Он вытащил из ножен тупой клинок, взмахнул им и пролепетал. — Я воин, как папка.

Надо сказать, в речи Святослава и Юлдуз все больше проскакивало греческих слов. А все общение за пределами дворца и вовсе шло только на нем. Греки учить словенскую речь считали ниже своего достоинства, а египтяне — тем более. Им и греков хватало, которых они с высоты своей древности считали наглыми выскочками. Что уж тут говорить о каких-то словенах. Даже в армии общались на греческом, иначе воины просто не понимали друг друга. А легионы все больше и больше комплектовались сыновьями этой земли. Словене в основном служили десятниками и сотниками. Вот и маленький княжич рос в окружении разноязыкой родни, и его судьба — переключаться в разговоре с коптского на тюркский, а с тюркского — на греческий и словенский. Пройдет всего одно поколение, и словене растворятся среди местных жителей и перейдут на их язык. Это Самославу было ясно, как день.

— Я тебе самого лучшего коня подарю, — заговорщицки прошептал князь. — Лучше, чем у мамы. Любишь коней?

— Люблю, — закивал мальчишка. — Меня мама на охоту брала. И Тугу и Вугу брала. Мы с ней на антилоп охотились. Папка опять уехал, а нам скучно было.

— Тогда жди, — обнял его князь. — Я тебе лук в подарок пришлю. Ты тоже охотиться будешь, как мама. Я не знал, что ты у меня уже такой большой вырос.

— Деда! — мальчишка обнял его в ответ. — Ты хороший! Люблю!

Надо же, — думал Самослав, осторожно прижав к себе его тельце и слушая стук крошечного сердечка. — Любит. Значит, не говорят здесь о нем плохого, и мать не настраивает против семьи. Иначе гнилой вкус интриг уже пропитал бы даже этого малыша. Дети очень тонко чувствуют это. Владимир и Кий тому пример. Самослав с сожалением отдал мальчишку Юлдуз и пошел в покои великого логофета Стефана. У них накопилось множество вопросов. И главный из них звучал так: где деньги?

— Провинция Августамника сильно от арабского набега пострадала, брат, — виновато понурил голову Стефан. — Мы все подати, что там собрали, пустили на восстановление каналов и домов. Из Пелузия больше трех тысяч человек выселили. Тоже деньги. На западной границе Святослав крепости восстанавливает. Если этого не сделать, то ливийцы набегами замучают…

— Я так понимаю, что денег мне от вас не видать, — задумчиво пробарабанил по столу князь. — Я вам давал льготы, брат, и срок их истекает через два года. К этому времени я желаю вернуть то, что сюда вложено. А вложено, как ты понимаешь, немало.

— Отец, — упрямо посмотрел на него Святослав. — Если эту землю только грабить, то мы не удержим ее. Сюда нет сухопутного пути. У нас под боком арабы. У нас на юге Нубия и Аксум, который рушится на глазах. У