Книга Приказ номер один - Гастон Самуилович Горбовицкий
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
П а н о в а. Говори.
П л а т о в. Мне было двадцать восемь, я шел вечером по гуляющей ялтинской набережной, и не было ни одной женщины от семнадцати до семидесяти, которая не обернулась бы на меня. И не было ничего, что я не смог бы тогда совершить. (Пауза.) Я чувствую себя этим двадцативосьмилетним с тобой.
П а н о в а. Что же тогда… плохо?
П л а т о в. Это и плохо!..
П а н о в а. Объясни.
П л а т о в. Эти твои подруги… Они развлекают тебя, каждая по своей «статье»… Муж — это спорт, здоровье, поездки в горы… И я… А что — я?
П а н о в а. Ты… Вот будем в Париже, и все будет хорошо.
П л а т о в. Да…
П а н о в а. Ты для меня — многое.
П л а т о в. Да-да…
П а н о в а. Очень многое!.. Я сейчас вернусь. Мне должны звонить насчет кафеля.
П л а т о в. Разумеется.
П а н о в а. И, пожалуйста, согласуй директрисе этот приказ. Об увольнении. Сделай это для меня.
П л а т о в. Но…
П а н о в а. О чем мы говорим? Слушай, ты сделаешь это для меня.
П л а т о в (сдаваясь). Ну, хорошо…
П а н о в а. Хорошо?
П л а т о в. Сделаю…
П а н о в а. Сделаешь. До встречи!
П л а т о в. Через пять минут…
П а н о в а. До встречи в Париже!
Панова возвращается от дверей, открывает портфель, вынимает цветы и ставит их перед Платовым.
А ты говоришь!
П а н о в а уходит. Возвращается К а л и н к и н.
К а л и н к и н. Владимир Петрович…
П л а т о в (не сразу). Что?
К а л и н к и н. Это я, Владимир Петрович.
П л а т о в (не сразу). Вижу.
Молчание.
К а л и н к и н. Может… сыграть? (Поднимает гитару.)
П л а т о в. Сыграть.
К а л и н к и н. Из первого отделения, из второго?
П л а т о в. Чего?
К а л и н к и н. Говорю, из какого отделения?
П л а т о в. Все равно…
К а л и н к и н (тихо, под гитару поет романс Николая Ширяева на слова А. Фета «Тебя любить, обнять и плакать над тобой»).
Сияла ночь, луной был полон сад,
Сидели мы с тобой в гостиной без огней.
Рояль был весь раскрыт, и струны в нем дрожали,
Как и сердца у нас за песнею твоей…
Это не из концертной программы… Так, для личных друзей…
Ты пела до зари, в слезах изнемогая,
Что ты одна — любовь, что нет любви иной,
И так хотелось жить, чтоб, звука не роняя,
Тебя любить, обнять и плакать над тобой!..
(Умолк.) Не созвучно эпохе, я понимаю…
П л а т о в (глухо). Играй.
К а л и н к и н (продолжает).
Прошли года томительно и скучно,
И вот в тиши ночной твой голос слышу вновь,
И веет, как тогда, во вздохах этих звучных,
Что ты одна — вся жизнь, что ты одна — любовь…
Калинкин умолкает; поднявшийся Платов убирает цветы, принесенные Пановой: сначала кладет их на стеллаж с кубками, потом убирает в ящик стола, наконец — запихивает в самый нижний ящик и прихлопывает дверцу.
П л а т о в. Дурак.
К а л и н к и н. Кто? Владимир Петрович?
П л а т о в. Есть… За что боролись, на то и напоролись. (Пауза.) Играй…
К а л и н к и н. Из другого отделения?
П л а т о в. А ты еще миндальничаешь с ними. Навещаешь за казенный счет… (Пауза.) Закончи песню.
К а л и н к и н (вздохнув, трогает струны).
…Что нет обид судьбы…
…Неожиданно вступает Платов, и Калинкин сразу умолкает, продолжая лишь аккомпанировать… И оба не замечают при этом, что в дверях появляется П е т р о в а.
П л а т о в (поет, словно припоминая забытые слова).
…Что нет обид судьбы и сердца кручей муки,
И жизни нет конца, и цели нет иной,
Как только веровать в рыдающие звуки,
Тебя любить, обнять и плакать над тобой!..
К а л и н к и н (заметив директора, прижимает струны). Директор…
П л а т о в (никого не видя и не слыша).
…Как только веровать в рыдающие звуки…
К а л и н к и н (в панике). Владимир Петрович…
П л а т о в.
…Тебя, любить, обнять и плакать над тобой…
К а л и н к и н. Эх…
…Прикрывая Платова, Калинкин бросается с гитарой навстречу директору.
К а л и н к и н (лихо, отчаянно).
Ехали цыгане
С ярмарки домой!
Они остановились
Под яблонькой густой!..
П л а т о в (Калинкину). Испортил песню…
К а л и н к и н (вовсю!).
Эх, загулял, загулял, загулял!..
А это, значит, из другого отделения!
…Парень молодой, молодой!..
П л а т о в. Куда тебя?.. (Наконец.) А… Виктория Николаевна?
П е т р о в а. Ничего не может вышибить нас из седла, товарищ Калинкин.
К а л и н к и н (с вызовом). Нам песня строить и жить помогает!..
П е т р о в а (перебивая). Вы позволите переговорить нам с Владимиром Петровичем?
П л а т о в (глянув на часы). Местком…
П е т р о в а. Есть еще несколько минут.
В тишине Калинкин прячет гитару в чехол.
К а л и н к и н. Удаляюсь… Благодарю за внимание!.. (Директору особо.) Благодарю за внимание!.. (Платову.) Ну, вот и все. Прощайте, Владимир Петрович!.. (Выходит.)
П е т р о в а. Приказ о Калинкине подготовлен, я зашла, Владимир Петрович, с просьбой ускорить вопрос.
П л а т о в. Приказ еще не согласован, Виктория Николаевна.
П е т р о в а. С просьбой ускорить: надо успеть окончательно вывесить его до партхозактива. О приказе — говорят.
П л а т о в. Говорят.
П е т р о в а. Говорят и о том, что назревает конфликт администрации с профсоюзом. Нужно ли нам это перед партактивом.
П л а т о в. Не нужно.
П е т р о в а. Есть мнение низового коллектива. Мнение администрации, совпадающее с ним. Вопрос ясен даже самому Калинкину, уверена. Теперь — об активе.
П л а т о в. Остается… час!
П е т р о в а. Люди волнуются.
П л а т о в. Хорошо!
П е т р о в а. Чем?
П л а т о в. Не оказаться бы на улице!.. Да-да, у нас, к сожалению, чуть что — заявление на стол и — в пять других мест, где примут и еще десятку добавят!..
П е т р о в а. Люди волнуются, а ведь при наличии положительного отношения Госкомитета, поддержки обкома, этот партхозактив, как вы его задумали… Если бы реорганизацию вводить обычным, общепринятым порядком, как я предлагала, к тому есть и еще немаловажный резон.
П л а т о в. Какой?
П е т р о в а. Официальные решения сверху воспринимаются, в общем-то, легче принимаемых по собственной инициативе…
П л а т о в. Привычней руки тянуть?
П е т р о в а. Люди не будоражатся при этом.
П л а т о в. Я намерен будоражить людей. Тогда они заработают, как бульдозеры.
П е т р о в а. Буду просить вас, Владимир Петрович, в своем докладе быть… информационней.
П л а т о в. В спорах рождается истина, Виктория Николаевна!
П е т р о в а. Это было у античных философов. Платона, Сократа, Аристотеля. Под безоблачным небом Эллады. Сейчас в спорах рождаются затяжные конфликты, инфаркты и инсульты, и кончается работа. Если же мы разведем безбрежную дискуссию — как нам работать, а это мы пока умеем куда лучше, чем работать, неизбежно будут не только голоса «за», но и голоса «против»…
П л а т о в (хмыкнув). А еще бы! Сокращаются престижные должности, синекуры, права на места в президиуме…
П е т р о в а. …Будут и «против», а этих, к