Книга Цветы пустыни - Влада Ольховская

туристку преступник выбрал не из-за пола, а потому, что они были хрупкими и слабыми. Денис в свои тринадцать – тоже, и общий образ жертв начинал вырисовываться.

Убийцы, предпочитающие такой тип насилия, обычно выбирают жертв очевидно слабее себя. Вероятнее всего, сам убийца силой не отличается.

Больше ничего на месте преступления узнать бы не удалось, два года уничтожили все следы. Матвей повернулся к своему спутнику и кивнул:

– Мы можем уходить.

– Наконец-то! Я и так уже работаю сверхурочно! Лучше б парня искал, честное слово!

– Я вам не мешаю.

– А должны бы помогать!

– Я помогу.

Участковый не имел значения. Возмущаться он мог сколько угодно, Матвей его с легкостью игнорировал. Он старался думать только о Кире и Денисе, но память как будто взбунтовалась, и перед глазами мелькали образы, которые мешали ему всегда, а здесь и сейчас – особенно.

Тесная комната, в которой нет окон. Непонятно, какой день, какой сезон… какой сейчас год? Штукатурка острая. Пол холодный, как лед, но уж лучше на нем оставаться, чем на покрытом пятнами матрасе. Кровь повсюду. На штукатурке – рядом с трещинами, а в трещинах застряли пряди волос. Брызги на полу. На кожаных ремнях. На светлой коже, запекшаяся и свежая. В воздухе пахнет металлом и нечистотами. Кто-то кричит… Повсюду кричат.

Выхода нет.

– Эй, вы меня слушаете? – напомнил о себе участковый, разрушая проклятую иллюзию.

Матвей не представлял, каким чудом ему удалось не вздрогнуть. Он был даже благодарен раздраженному участковому за то, что тот вернул его из холодного подвала в жаркий летний день. Из слабости в силу. Из беспомощности – в уверенность, что это больше не повторится никогда.

Переспрашивать, что там говорил участковый, Матвей не стал, ему это было не интересно. Он задал вопрос сам:

– Так значит, дело Киры Корняговой никогда не рассматривали как убийство?

– Нет!

– Вы мне врете.

– Что? – Участковый уставился на него с явным недоверием. – Вы соображаете, что говорите?

– Я – правду, вы – нет.

– С чего вы взяли, что я вру?

– Духи подсказали.

На самом деле подсказку дали не духи, а реакция самого участкового. Слово прозвучало слишком быстро, слишком громко. Взгляд метнулся в сторону, руки дрогнули. Явная ложь. В прошлом – ничего не значившая для участкового, он действительно был уверен, что Кира умерла в результате несчастного случая. Теперь же, когда пропал Денис, да еще и духи, вот, покоя не дают, в душу участкового прокрались первые сомнения.

– Я уже сказал вам все про ваших духов! А это дело… Мы просто должны были рассмотреть его как убийство, правила такие! Мы все проверили и убедились, что никто Киру не убивал.

– Вы не нашли однозначных указаний на убийство и спустили дело на тормозах.

– Откуда вы… Снова духи?

– Они, – кивнул Матвей. – Мне нужен список подозреваемых по этому делу.

– «Список»! – передразнил участковый. – Да не было там списка, потому что не было толковых подозреваемых!

– Знаете, если вы продолжите мне врать, я вам ничего не сделаю. Но даже я не берусь предсказать, как отреагируют духи.

– Да я правду говорю! Там подозреваемый упоминался всего один, и знаете, какой? А никакой! Просто школьники указали, с кем Кира ссорилась по мелочи. С одноклассником, что тут странного?

Любопытно… Ровесник Киры как раз подходил на роль того, кто намеренно выбирал бы мелких и щуплых жертв, желательно младше себя.

– Вы помните его имя? – спросил Матвей.

– Что тут помнить? Никита Калиновский это был! Между прочим, мы даже эту наводку не проигнорировали. Никиту возили на допрос в присутствии психолога, мальчик сказал, что Киру в тот день не видел, психолог подтвердил, что он говорит правду. Что нам еще было делать?

– Провести обыск в его доме.

– Не было оснований!

Оснований как раз не было для того, чтобы верить школьнику на слово – или считать, что психолог сработает точнее полиграфа. Хотя в чем-то участковый был прав: одного лишь указания со стороны одноклассников маловато для обыска. Однако в деревне могли и настоять, надавить на мальчика и его родителей, добиться якобы добровольного разрешения на осмотр дома. И то, что участковый нервничал все сильнее, намекало Матвею, что с малолеткой не захотели связываться по какой-то особой причине.

– Что не так с Никитой Калиновским?

– Да все с ним нормально, обычный парень, не проблемный!

– Духи гневаются при упоминании его имени.

– Вот духи вам пусть и рассказывают! – возмутился участковый.

– Не понимаю, почему не можете ответить вы, если это действительно самый обычный парень.

– Оснований для обыска вообще не было толковых, – упрямо повторил участковый. – А в случае с Никитой обыск – это двойной гемор, поэтому и основания нужны были двойные!

Он замолчал, понял, что сболтнул лишнего, но слова уже прозвучали. Матвею даже не нужно было задавать наводящие вопросы, он не сомневался, что участковый все расскажет сам. Пока профайлер лишь отметил, что вот и появился подвох, который был в каждой такой истории.

Семья Калиновских жила в поселке всегда, дружила с соседями – а точнее, это соседи изо всех сил старались дружить с ней, потому что семья была более чем уважаемой. И дед Никиты, и его отец занимали руководящие посты в администрации не деревни даже, а района. На работу ездили в ближайший город, а потом возвращались в тихое семейное гнездо, и их все устраивало.

Однако бывает горе, от которого ни деньги, ни уважение не защитят. Около десяти лет назад мать Никиты попала в аварию, когда сын был с ней в машине. Выжил только он, оставшись на воспитании у теперь уже одинокого отца. Мальчику сочувствовали, помогать ему приходили чуть ли не все женщины деревни. Жизнь пусть и не стала прежней, но постепенно наладилась, вошла в новую колею.

А еще через несколько лет Калиновский-старший встретил свою новую любовь и снова женился. Женщина с детьми от первого брака жила в том самом городе, где он работал, и наотрез отказалась переезжать в поселок, где даже собственной школы не было. Никита с такой же решительностью отказался покидать родной дом, где все напоминало ему о матери и уже умершем дедушке.

В итоге Калиновские пошли на компромисс. Отец решил, что сын уже достаточно взрослый для самостоятельной жизни. Никите в качестве эксперимента разрешили пожить одному, но с условием: если он хоть раз пропустит школу или вызовет недовольство соседей, сразу же собирает вещи!

Однако Никита, которому уже исполнилось шестнадцать, справлялся с самостоятельной жизнью неплохо. Он не был пай-мальчиком, порой у него случались конфликты, но ничего особенного. Отец навещал его раз в неделю, проверял состояние дома, выдавал деньги. Все были счастливы.

Когда же на Никиту указали как на возможного обидчика Киры, полиция и правда оказалась в очень неприятном положении. Никто не хотел беспокоить сына «уважаемого человека», особенно при мизерных на то основаниях. Да и потом, если