Книга Крестница - Саванна Эван

бы назвала меня «Веточкой». Настроением похвастаться я не могла, чувствовала себя будто я дождевой червь, когда дождь будет лишь через месяц. Я потерла глаза и потянула руками, чтобы проснуться. Одев тапочки, я крикнула:

— Дим, принеси кофе. Глаза друг к другу липнут. — внизу все засуетились и я лениво пошла в душ, чуть не упав, потому что за время сна моя левая нога онемела. Мылась я не более десяти минут, быстро почистила зубы, наскоро помыла голову, шампуни купленные в Мауэре промывали голову крайне быстро, но волосы все же качеством похвастаться не могли. Простокваша гораздо лучше влияла на голову. Остальные минут тридцать я стояла под горячей водой, из-за которой после душа я выглядела как вареный рак, зато довольная и в милой пижаме с котиками. Я вышла из ванной комнаты и снова крикнула:

— Дима! — я услышала, что за углом кто-то стоит и сразу поняв, что это Дмитрий, либо горничная, я сворачивая за угол, кричала — Где мой кофе и завтрак, черт тебя дери..- я резко остановилась, вместо Димы с завтраком и кофе на диване сидел Агафон, довольный, как кот.

— Доброго утра, свет от утренних лучей. Ты видела погоду? — я мельком глянула на окно, дети играли рядом с моим забором, солнце пекло, точно стояла температура более 30°.

Я подошла к Агафону и села рядом с ним, незаметно посмотрев в зеркало, чтобы оценить мою внешность перед ним. Вдруг улыбка с лица парня спала и он нервно потер руки. Я вопросительно посмотрела на него.

— Я кое-что сделал для тебя, вообщем вот. — Агафон достал из-за спины конверт и передал мне. Он нервничал, будто там признание в любви, но когда я достала содержимое конверта, то моя челюсть упала на пол от мелодичности.

«И кто бы, что не говорил.

С тобою буду всегда мил.

И все мои ранние стихи.

Я посвящал тем, кто внутри:

И бесы, и чутье из леса, узоры на

Носу принцессы.

Но про узоры я писать стал, лишь

Тогда, когда в «кровать».

Всей моей жизни, разных мечт.

Проник принцессы славной меч.

А той принцессой была ты,

Не смотрела на Дракона с высоты.

Ты любовалась мной, я видел!

Тебя тоже не могу развидеть..

Приходишь ты в мой каждый сон.

В нем приходил к нам купидон.

Он стрельнул мне прямо в сердце.

Ну, а с тобой танцевал скерцо.

Ты улыбалась нежно мне,

Видел улыбку я везде.

Во тьме, во снах, в виденьях тех,

Что приходили для утех.

Я будто на утесе, при принцессе той.

Что с ума сводила, своею красотой.

Неутолимой жаждой, неразрешимою волной.

Я при закате темном, смотрю на звездный бой.

Глаза болят, все шипит.

Моя душа кипит, ведь каждый миг

С тобою, взрывал как динамит.

Но не буду больше я стеснятся,

Писать и говорить все вкратце.

Я для тебя, для наших мечт.

Готов весь город пересечь.

Выпить до дна реку «Мурат».

И смотреть с тобою на закат..»

Я видела, что Агафон стеснялся, поэтому унесла стих в комнату и положила на стол, кончено хотелось поставить его в раму и перечитывать каждое утро, как аффирмацию, но если бы это увидел Агафон, то стеснялась бы уже я, поэтому поставлю в рамочку после его ухода. Я вернулась к парню и вроде бы атмосфера была нормальной, но что-то не позволяло смотреть ему в глаза. После меня позвали завтракать, слава Богу повар заметил, что Агафон пришел и приготовил завтрак на двоих. Сначала поэт отказывался, но потом съел весь завтрак, пока я допивала кофе.

* * *

— В чем сама тренировка? — я села на скамейку, пока Агафон проводил какие-то махинации с забором. Я ждала ответа долго, а после стала ходить за ним по пятам, ведь пока он шептал что-то, ходя по периметру, делать было нечего. После Агафон стал читать мне лекцию о том, что нужно отвечать на звонки, по его выражению лица показалось, что он обижен, либо сосредоточен. Я поставила на второе и рассказала о том, как потеряла телефон. Агафон усмехнулся и перестал говорить со мной, казалось, что он не поверил. И когда Агафон дошел к точке, с которой изначально и начал свой путь по периметру забора, над всей территорией дома стал строиться черный купол. Скорее всего он закрывал мой дом от чужих глаз, я даже немного испугалась. Что за тренировка, которую не должны видеть? На мгновенье стало темно, но в миг включились фонари и осветили территорию дома словно ночью. Из-за того, что темнота была искусственной, получилось странное комбо. Пение птиц, особенно я любила пение Симфоний. Эти прекрасные птицы словно были оперными певицами с высшим уровнем вокала. Кстати, больше они меня не предупреждали, лишь в их пении присутствовали такие фразы, как:

Осторожно, берегись, тише будь, ниже стой.

Даже понятия не имела, что это обозначает, так что значения не было. Мысли, что они предупреждали меня об Агафоне как тогда, были, но я отмахивалась от этих мыслей большой, красной мухобойкой.

— Где твой Джонни? Он же не будет следить за тренировкой. Везде угрозу для тебя видит, урод. — я захихикала смотря, как в глазах Агафона виднеется ярость. Он ревнует?

— Не переживай, я давно от него отказалась. — Агафон радостно закивал и собирался начать мне что-то объяснять, как вдруг он что-то вспомнил. Его глаза расширились, он не знал куда свернуть и что сказать. Мне тоже стало тревожно. Агафон беспокоился только тогда, когда это было нужно. В голове словно тысячи бабочек порхали мысли(скорее мух). Я невольно оглянулась по сторонам и украдкой заметила, что теперь Агафон широко улыбается и смеётся. Будто его злая учительница математики увидела посвященный ей стих с не особо хорошим содержанием.

— Ты че пацана в царство Мауката отправила? — Агафон смеялся так, что его грудь стала трястись. Парень согнулся в двое и не в состоянии остановить истерику, упал на траву. Я с глазами по пять копеек могла только смотреть на него, то и делая, что перебирая в голове, что в этом смешного. Он пытался, что-то сказать, но из-за смеха не мог, да я и сама стала смеяться! У него рожа была, будто его в кипятке варили. И когда его вопли раненого тюленя закончились, Агафон вытер слезы смеха на глазах и сказал:

— Ты реально Джонни к Маукату отправила? — я пожала плечами, а Агафон положил руку на грудь и стал глубоко дышать, видимо, чтобы снова не засмеяться. Теперь меня стало распирать не