Книга Рыжая из Освенцима. Она верила, что сможет выжить, и у нее получилось - Нехама Бирнбаум
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ну теперь-то можно надеть платье? – спросила я, подпрыгивая от нетерпения.
Ехезкель засмеялся.
– Ты ведешь себя так, словно тебе столько же лет, сколько Ехезкелю, – сказала мама. – Сначала нужно сделать все дела, и ты это отлично знаешь.
Но мама широко улыбалась. Было так радостно видеть улыбку на ее лице.
Наконец-то, наконец-то, можно было надевать платье! Я провела ладонью по накрахмаленным складкам. Когда же, наконец, я увижу платье Ханы?! Портниха работала над ним несколько месяцев, но платье было сюрпризом для всех, и сегодня мне предстояло увидеть его впервые.
– Пошли, – сказала мама, накручивая пейсы[25] Ехезкеля на палец, чтобы получился идеальный локон.
– Пошли! Пошли! – воскликнула Лия.
– Минутку, – остановила нас мама. – Нужно украсить ваши волосы цветами.
Она достала из вазы букет гипсофилы, вытерла стебли насухо. Я заметила, что мама подкрасила губы – мне нравилось, когда у нее были такие розовые губы. Мама отщипнула несколько пушистых цветков и воткнула их нам с Лией в волосы.
– А теперь можно идти, – и с этими словами мама распахнула дверь.
Мы торжественно шли к дому зэйде. Мы шли мимо наших соседей – они занимались самыми обычными делами в самой обычной одежде. Как такое возможно: они живут обычной жизнью, а мы идем на свадьбу!
Дом зэйде преобразился. Хана сидела в кресле в гостиной. Кресло было накрыто красивым белым кружевным покрывалом. Платье Ханы тоже было из белого кружева. Складки спускались на пол и собирались у ног, как стремительный горный поток. По белому кружеву плыли цветы, словно речные лилии. На голове у Ханы, словно венец, была закреплена белая фата. Когда мы вошли, она просияла.
– Мазельтов[26], Хана, – сказала я и неожиданно застеснялась.
– Мазельтов, – ответила Хана и расцеловала меня в обе щеки.
Лия крепко обняла тетушку – в своем новом платье она чувствовала себя не совсем уютно.
– А теперь калла![27] – объявил зэйде.
Он поднялся на ноги, раскинул руки и широко улыбнулся. Я никогда еще не видела его таким счастливым.
– О, какая красивая у нас калла, какая красивая невеста! – зэйде воздел руки к небу.
– Ну, папа, – потупилась Хана.
Пришли цыгане – один со скрипкой, другой с гармоникой, третий с банджо. Они заиграли, и все захлопали в ладоши. Мы с Лией смотрели на стол, буквально ломившийся от еды. Мама заметила наш взгляд и засмеялась.
– Смелее, девочки, берите, что хотите.
Уговаривать нас не пришлось. Мы побежали к столу. Там были маленькие пирожные с кремом, большие, пышные бисквиты и крекеры с кусочками селедки. Мне хотелось попробовать все. Я выбрала маленькое пирожное с апельсиновым кремом и засунула его в рот. Пирожное смялось, крем потек по языку – апельсин и лимон смешались. Какой восторг!
Музыка стала более стремительной. Мы с Лией весело закружились. В дедовский маленький дом приходили все новые и новые гости. Стоило подумать, что места уже нет, как тут же появлялся еще кто-то, а дом чудесным образом расширялся. Все женщины были одеты очень красиво, и все они собирались в гостиной с Ханой. Мужчины оставались в столовой с женихом, Менделем. Темп музыки еще больше ускорился. Зэйде и отец Менделя взяли жениха под руки. За ними шли мужчины из города. Процессия под громкие хлопки двинулась в гостиную, приветствовать Хану. Я тоже побежала к Хане и все видела.
Мендель подошел к Хане. Хана опиралась на руку буббэ. Казалось, невеста сейчас взорвется от счастья. Мендель что-то шепнул ей на ухо, и это явно было для нее сюрпризом, потому что она закинула голову и расхохоталась, а Мендель обошел ее сзади и накинул фату ей на лицо.
Мы вышли на улицу к хупе[28]. Уже стемнело, и на бархатном небе сверкали звезды. Мендель пошел вперед. Зэйде и его отец держали его под руки, а цыгане играли. Хану к хупе подвели буббэ и мать Менделя. Все смотрели, как они медленно идут по проходу. Мама утирала слезы и что-то беззвучно шептала. Хана подошла к Менделю. Кто-то прочел какой-то текст, и жених разбил ногой стеклянный бокал.
– Мазельтов! – закричали все вокруг.
Хана и Мендель стали мужем и женой!
После церемонии на праздничном ужине осталась только наша семья. Все потанцевали с Ханой, кроме Ехезкеля, который просто заснул на стульях. Потанцевав с Ханой, я взяла Лию за руку, и мы принялись кружиться. От музыки мне было безумно весело. Мне казалось, мы сейчас оторвемся от пола и полетим. Все вокруг меня вращалось: в углу танцевали цыгане со скрипками, на столе кружились тарелки с десертами, Хана танцевала с буббэ, Лия кружилась рядом. Но вдруг Лия сжала меня слишком сильно, и мы с хохотом рухнули на пол.
Когда почти все гости разошлись, зэйде пригласил Хану на танец, а потом взял Менделя за руку и положил ее на плечо Ханы. Мендель поначалу чувствовал себя неловко, но потом медленно повел Хану в танце. Они глядели друг другу в глаза. Мендель смотрел на Хану с такой нежностью, словно, кроме нее, не видел никого вокруг.
Мама улыбнулась.
– Жизнь продолжается. Не верится, но все идет своим чередом.
Мы молча стояли и смотрели, как танцуют Мендель и Хана. Так началась их новая жизнь.
Глава 15
Небо – небо Господу, а землю
Он дал сынам человеческим.
Ни мертвые восхвалят Господа,
ни все нисходящие в могилу;
но мы будем благословлять Господа
отныне и вовек. Аллилуия.
Псалтирь 113: 24–26
Освенцим. Июнь 1944.
На следующее утро я проснулась под пронзительный свист. Женщины соскакивали с нар и выстраивались в очередь за кофе. Я слезла со своей полки и заглянула наверх, где лежала Лия. Она открыла глаза, и я поняла, что она все еще думает о том, что произошло вчера. Лия соскочила, и мы встали в очередь. Мы подошли к тому месту, где с миской в руках стояла Эйди. В бараке было почти темно – он напоминал древнюю темницу. Вокруг меня толпились истощенные девушки.
– Не могу поверить, что это происходит со мной, – сказала Ханка, когда мы ждали своей очереди сделать глоток из большой миски с коричневой жидкостью.
Я не знала, что ей ответить. Мы молча смотрели, как к нам подходят другие обитатели барака, чтобы занять очередь за кофе. Бейлу
