Книга Фабрика романов в Париже - Дирк Хуземан

для нового романа. Наконец Александр направил карету под входными воротами, колонны и каменный тимпан[41] которых напомнили ему греческий храм. Карета остановилась в мощеном внутреннем дворике. Кругом возвышались грязно-серые стены больницы. На освещенных окнах не было занавесок. Больные в ночных рубашках подошли к карнизам, чтобы посмотреть, кого судьба послала на этот раз. Вскоре Александр оказался в холодном зале ожидания со сводчатым потолком. Потрескавшийся кафель на полу был черно-белым – цвета доминиканского ордена. Писатель был один и опустился на стул. После беспокойных часов, которые провели на этом стуле люди, сиденье расшаталось. Дюма было не по себе. Что он вообще здесь делает? Ему пора уйти. Раненый в надежных руках.

Открылась тяжелая дверь, ведущая в палаты, где лечили больных. Монахиня вытолкнула оттуда женщину в инвалидном кресле. Лицо той раскраснелось. Она сняла капюшон, волосы ее были распущены. Пряди спадали ей на плечи. Монахиня поставила инвалидную коляску под распятием в противоположном конце комнаты и пробормотала что-то о помощи Божьей. Когда сестра ушла, в зале повисло гнетущее молчание. Тишину усиливали голые стены.

Александр оперся руками о колени.

– Как он? – спросил писатель.

Слова прокатились по комнате словно железные шары.

Дама прищурилась. Ее взгляд скользил по полуаркам на потолке, ища, за что бы зацепиться. Она молчала. Неужели кучер умер?

От тишины у него заболели уши.

– Хотя бы расскажите, кто этот раненый и что вы от меня хотите, – сказал писатель.

Тишина сгустилась. Женщина стиснула зубы.

– Вы все еще думаете, что мы с Леметром заодно, – продолжил Александр. – Разве вы не видели, что я чуть его не застрелил?

– Это был лишь предупредительный выстрел. – Ее слова гремели как раскаты грома. – Думаете, я не видела, как вы намеренно выстрелили в воздух?

Александр хотел было ответить, что считался мастером дуэли и на шпагах, и на пистолетах. Писатель хотел возразить этой дилетантке, что терцеролем можно отпугивать голубей, но никак не убить человека, ехавшего в карете в двадцати шагах от него. Но отчаяние в ее взгляде заставило его промолчать. Об этой смеси гнева и горя, душевной боли и неистовства он обычно писал истории. Дюма никогда бы не подумал, что человек действительно мог проявлять такие сильные чувства.

Александр поднялся и расправил брючины.

– Если вы больше не нуждаетесь в моей помощи… – Он не закончил фразу.

Перед ним сидела молодая женщина в инвалидной коляске. Ее кучер, даже если и не умер, был так тяжело ранен, что она больше не могла на него рассчитывать. Естественно, графиня нуждается в помощи. В его помощи.

– У вас есть родственники или друзья в Париже, которых я могу попросить вас забрать? – спросил Дюма.

Прежде чем она успела ответить, дверь в палаты вновь распахнулась. Оттуда вышел мужчина в темном костюме. На груди у него висел блестящий кожаный фартук, какие носили кузнецы. Однако этот фартук был ярче и усеян красными пятнами. В руках мужчина сжимал тряпку такого же цвета.

– Добрый вечер. Я доктор Лассайи. Кто из вас привез бедолагу с переломанными ногами?

– Я, – ответили Александр и графиня одновременно.

Доктор посмотрел сначала в один конец комнаты, а потом в другой. Наверное, он привык к тому, что родственники в таких случаях садились как можно ближе, стараясь поддержать друг друга.

– Он жив. Нам даже удалось спасти его ноги. Но ходить он сможет только медленно. Кроме того, ему придется остаться здесь на какое-то время. Минимум на три месяца.

Александр догадывался, что за этим последует.

– Разумеется, вам нужно заплатить за его пребывание у нас, – сказал доктор.

– А если я не могу? – спросила графиня.

– Тогда мы будем вынуждены принять быстрое решение и выписать его как можно скорее, – туманно сказал врач.

– Быстрое решение? – уточнила женщина.

Александр знал, что имеет в виду Лассайи. Раненому отрежут ноги. Затем его оставят в госпитале еще на несколько дней, пока не пройдет угроза воспаления. После его выпишут с наилучшими пожеланиями и костылями какого-нибудь покойного ветерана наполеоновских войн. В Париже хватало людей, изувеченные тела которых рассказывали эту историю снова и снова.

– Сколько? – спросил Александр, прежде чем доктор успел сказать об ампутации.

Сумма, которую назвал Лассайи, была не слишком высокой за три месяца лечения в больнице. А тем более за здоровье человека. Однако для увядшего кошелька Александра она была немалой. Но он не был бы Дюма, всадником лошади по кличке Фантазия, если бы не сумел убедить простого врача разрешить ему отдать деньги позже.

– Мадам, – сказал Александр, – прошу вас, позвольте мне заплатить эту незначительную сумму. Вы сегодня и так многого лишились. – Обращаясь к врачу, он продолжил: – Пришлите мне счет. Александр Дюма, писатель, шато Монте-Кристо в Сен-Жермен- ан-Ле, рядом с павильоном Генриха IV. Вы же знаете: замок, где родился король-солнце.

Казалось, доктор на секунду задумался. Затем он сказал:

– Как правило, счет оплачивается сразу же.

Александр громко рассмеялся.

– Вы полагаете, что я ношу с собой сумму, которая покроет расходы на трехмесячное пребывание в вашем госпитале? Несомненно, я кутила и не скуплюсь на самое дорогое шампанское в лучших ложах театра. Но от кошелька такого размера у меня порвались бы карманы, а пузо стало бы необъятным. – Он похлопал себя по широким бедрам. – И какая красавица тогда бы пожелала показать мне свои подвязки!

– Вы и вправду Дюма? – спросил доктор Лассайи. – Автор «Трех мушкетеров»?

– Собственной персоной, – вырвалось у Александра.

Писатель привык к восхищению. И тем не менее наслаждался им как хорошим вином, где бы и когда бы ему ни подавали чашу.

– Имени почтеннее и не найти. Ваши работы полны дерзких идей и грубых ошибок. Ваши «Записки врача» – настоящее безобразие! Молюсь, чтобы ни один человек никогда не попал в руки такого медика.

Александр почувствовал, как к щекам приливает жар.

– Я знаю, – продолжил доктор. – В Париже ваши книги очень известны. Но еще известнее сейчас ваши долги. Поэтому я предлагаю вам внести залог. Тогда я распоряжусь, чтобы вам отправили счет только в конце лечения.

Залог! Чего хочет от него этот деловой месье? Перед ним ведь сам Дюма! Вся Франция смеялась или плакала, стоило ему только пожелать.

Александр порылся в карманах. Он не нашел ничего, что можно было использовать как залог. Лишь пару ниток, несколько крошек нюхательного табака и записную книжку.

Дюма вытащил ее. Чтобы выиграть время, он похлопал ею по животу. Еще было не слишком поздно.

Он мог просто покинуть этот ломбард, замаскированный под больницу. Но напротив него сидит беспомощная женщина и ждет спасения. А слева от него