Книга Отступник - Михаил Кин

снова представил то чувство, когда отпускал нить души Констанзо, когда заглушил источник. И, да. Шарик потух. Я снова пожалел, что вместо учебных книг, приволок из замка наследницу. Калеб вымотался и сказал, что пошел спать, уйдя в соседнюю лачугу. Которую с легкой руки Мари определили, как мужскую. Маркос снова взялся за лютню, легонько перебирая струны, надо признать, что получалось у него в несколько раз лучше чем у меня. А мы толпясь в проеме завороженно уставились на плывущую в ночи перед нашими глазами живую, колышущуюся водяную стену, и каждая вспышка молнии высвечивала застывшие на наших лицах усталость и тревогу.

Мари обняла сзади Лети и накинула себе на плече одеяло. Они так и сидели покачиваясь под мелодию смотря на дождь.

— Так ты не закончила, расскажи, пожалуйста, про свой дом? — Попросила девочка Мари. Она вообще мало что рассказывала про прежний дом, так что я навострил ухо. А Мари кинула на меня недовольный взгляд, но продолжила.

— Ну что ж, раз ты просишь, надо наверное, тебе рассказать. Как бы это объяснить? У нас совсем другая погода, и зимой много снега, его столько наметает, что пройти иногда совершенно не возможно. Но, думаю, дело прежде всего в самом море. Я особенно запомнила его зимой, когда море и принимает такой устрашающий вид, что буквально превращает людей в камни. Кто видит впервые, они стоят на пустынном берегу, застыв, как каменные изваяния, разбросанные между береговыми скалами, и неотрывно глядят в бурлящий простор, пригвожденные к месту тем ужасом, который внушает им море. Оно совершенно не похоже на ваше теплое спокойное море. Ледяное море жестоко и безжалостно. Ты физически ощущаешь, как оно призывает тебя, хочет утянуть в глубину. Как огромные свинцовые валы несутся по широченному заливу и неумолимо, словно стая трупных гончих, приближаясь к городу. Они каждый размером больше чем крепостная стена. Они как будто жаждут пожрать спящих людей, утащить за собой в беснующуюся стихию. В ледяную воду, в пучину, на поживу дракам, сеннам и утонувшим рыбакам. И лишь каменные волнорезы-бивни, построенные еще в первые века великого упадка, служат защитой от опасного соседства с безумным морем. Благодаря созданным магами прошлого строений грохочущие волны теряли ужасающую мощь, рассыпались, словно ряды солдат под сплоченным ударом противника, плевались хлопьями злой, шипящей пены и холодными брызгами, заливая все, до чего могли дотянуться. Свирепо ревели, откатывались назад, в открытое море, чтобы спустя секунду без жалости и усталости вновь пойти в атаку. Оно так прекрасно в своем ужасающем безумстве, что я не могла удержаться от слез, когда впервые увидела его. Я стояла и плакала на берегу и мне хотелось поддаться ему, погрузиться в эти большие сердитые волны. Просто жуть. Она обхватила себя руками и вздрогнула вытирая редкие слезы, поддавшись горьким воспоминаниям.

Вот пойми этих женщин, в итоге она разозлилась почему-то на меня. Как будто это я ее попросил напомнить о доме. Встав и вытолкав меня и Маркоса в мужскую лачугу она объявила, что женская половина ложиться спать, а мужская пусть заткнётся и проваливает. А я был и не против, за прошедшие сутки я жутко устал, доковыляв до своего уголка, расстелил свое одеялко и провалился в сон без сновидений.

Зато подъем застал нас всех врасплох, началось с криков и визгов с женской половины. Они переполошили всех соседей и нас в том числе. Спросонья ничего не понимая, услышал визг и маты. С мечами наголо выпрыгнул из лачуги, готовый драться. Забежал в соседнюю лачугу и заработал пощечину. За то, что вломился без предупреждения в апартаменты, где обитают две мать его герцогини. Оказалось, что дождевая вода подтопила канаву в женские хоромы и теперь они тонули. Все мокрые и злые почему-то снова на меня. В итоге оскорбленная женская половина с высоко и гордо поднятой головой переехала в мужскую, а нас выселили в залитую водой женскую.

Пришлось снова копать канаву, выгребать воду, а потом идти на поклон к старейшине за чем-нибудь вроде кроватей. Он выслушал покивал головой и сказал, что все будет. И пока мы выгребали воду и пытались обустроиться, нам притащили пару самодельных лежанок на ножках и небольшой стол. Заодно нам принесли завтрак, чашку изюма, горку ароматных свежих булочек и чай. Нужно отдать должное Летиции, она довольно стойко для маленького избалованного ребенка переносила невзгоды. Хоть и было видно, что все это для нее слишком непривычно и пугающе. Она не сильно жаловалась и привередничала. Терпела наравне со всеми. Было видно, что она не могла определиться как ко мне относиться, с одной стороны она знала, что я беглый опасный преступник, хладнокровный убийца. Тот человек, про которого ей говорили, чтобы ни в коем случае с таким не пересекаться. С другой стороны, она видела, что я адекватный и как ко мне относятся окружающие. Мари ей рассказала, что я лекарь, и помогаю другим если нужно. Что меня вполне можно выпроводить тычками как это делает Мари. И это был для нее разрыв всех шаблонов.

Но больше всего ее приводило в замешательство то, что никто от нее ничего не просит. Не подлизывается пытаясь выгадать что-либо для себя. Не лебезит перед ней, а общаются с ней на равных. И пока мы обустраивались и перекапывали канаву, она стояла на улице под теплым дождем, терпеливо ожидая. Мимо пронеслась очередная ватага ребятни, завидев новенькую они позвали ее побегать наперегонки по пляжу. У нее глаза на лоб полезли от удивления. Обычным детям с их простотой и непосредственностью не объяснишь, что это не простая девочка. Они видели такую же как они и звали ее просто поиграть вместе со всеми под теплым дождем.

Прошло уже больше суток, как я вернулся из замка. Ни Полночи ни Карлотты до сих пор не было, это значит, что Полночь еще ждала Бешеного Брата в старом доме, и я уже начинал беспокоиться. Зная нашу безбашенную оторву, она могла влезть в самое пекло и схлопотать арбалетный болт, а то и еще чего похуже.

Мы не успели сесть за стол, как пришел человек от Старейшины. И позвав меня на улицу спросил, не мог бы я помочь обработать рану. Я естественно согласился, сказав, что пусть приходит. Каково же было мое удивление когда пришел человек которому нужно было обработать обожжённые руки. Это оказался сынишка Иви и Найджела — Эмин. Мой бывший сосед по трущобам. Оказывается вчера они погибли от рук наемников, а он с сестрой был у соседей. Поэтому и выжил. У него были обожжены ладони, он потом побежал разгребать пожар голыми руками, пытаясь спасти своих родных.

В глазах его образовалась пустота со смертью родителей — черная дыра, образованная внезапно обрушившимся несчастьем, которая поглощала все вопросы, не выдавая ни одного ответа. Мальчик безразлично слушал меня пока я обрабатывал ему руки, но живости в его глазах было не больше, чем у могильной плиты. Я знал, что его не оставят одного. Старейшина о нем позаботиться как может. Но родителей ему никто не сможет заменить, и пройдут годы прежде чем тот веселый свет снова вспыхнет в его глазах. Я напоил его чаем с булочкой. Но он есть не хотел, сидел безразлично, смотрел своими черными провалами глаз ничего не видя вокруг. Уходя он обвел всех своим пустым и невероятно тяжелым взглядом. Все мои друзья притихли прибитые к месту неподъёмной тяжестью горя, что отражалось в глазах ребенка. И у каждого из нас, оно промелькнуло своим оттенком. Как фонарщики на кораблях в густом тумане сигналят друг другу, показывая ему, мы такие же, мы тебя понимаем.

Глава 10

По идее, после всего, что я натворил и что сотворили со мной, я должен был бы ожесточиться. Стать жестоким ублюдком, на которых я охотился. Мне не раз говорили, что надо быть злее и жестче. Но таким уж я уродился, без капли чистой злости, что словно кислота выжигает тебе вены или горькой как яд ненависти, таким я и остаюсь по сей день. Мне не раз случалось впадать в ярость или в отчаяние, и до недавних пор я слишком часто делал дурные вещи, но никогда я не испытывал ненависти к кому бы то ни было и никогда не задавался целью беспричинно причинить зло другим.