Книга Чертобой. Свой среди чужих - Сергей Шкенев

Что за херню он несет? Охранники воротят морды в стороны, видимо, выслушивают подобное каждый день, но так и не смогли привыкнуть.

— Я благодарю тебя, воин! Ты подтвердил! Да, подтвердил!

Бля, да ведь он под кайфом. Скорее всего на кокаине, но дорожка еще не растянута на весь стол, так, на половину только. Видел в свое время таких, утверждавших, что могут соскочить в любой момент. Теперь кое-что проясняется — марионетка, кукла на троне, за ниточки которой дергал покойный сотник. Вот кого бы поспрашивать вдумчиво и с пристрастием. Поторопились мы, однако.

— Подойди сюда, воин!

Я что, похож на дурака? Даже если и так, то внутри все равно умнее, чем выгляжу снаружи. Особенно в этой дурацкой кольчуге.

— Андрей!!!

Короткая пулеметная очередь со второго этажа прошлась по рубке, кроша боковые стекла. Моя задержалась на полсекунды, пока поднимал висевший стволом вниз на плече автомат, и перечеркнула стоявшую передо мной троицу. Бронежилетов на них не было. Следующими — швартовую команду.

— Ух, мать! — Сверху грохнуло, это сын прыгнул с перил ограждения прямо на балкончик мостика и, свесившись через леера, добавил бородачам.

— Рикошеты, балбес!

— Так осторожно же, пап!

— Спускайся. — Я шагнул на трап и прикрикнул на одного из охранников Негодина, который еще оставался в сознании и лежал, привалившись к шлюпбалке. — Руки!

— Я…

— Руки, говорю! За голову!

Распахнулась дверь надстройки, и тяжелый приклад пулемета превратил затылок пленника в кровавое месиво.

— Ты…

Вместо ответа сын молча прошелся по палубе, стреляя лежащим в голову. Потом, с трудом удерживая дрожащими руками оружие, повернулся ко мне:

— Пошли чего покажу.

Идти оказалось недолго, всего два шага по коридорчику и сразу налево, в кают-компанию.

— Это…

— Угу. — Андрей сдернул с дивана покрывало и набросил на распятое на столе тело. На то, что осталось от тела молоденькой, судя по росту, лет двенадцати, девчушки.

— С-с-суки…

ГЛАВА 7

— А на том берегу — незабудки цветут. А на том берегу — звезд весенний салют. А на том берегу — мой костер не погас. А на том берегу — было все в первый раз. — Дробинки падали в стеклянную банку, но Андрей, мурлыкающий под нос незатейливую песенку из своего детства, все продолжал выковыривать их пинцетом из моего плеча и шеи. — Ничего так тебя приложило, слава богу, не картечью. Еще обезболивающего?

Я взял бутылку и сделал несколько глотков. Хотя, казалось, литься уже и некуда — водка и так плескалась в организме чуть ли не на уровне глаз. Только никак не брала, сжигаемая до сих пор бушующим в крови адреналином. Славным сегодняшний денек выдался. И хреновым одновременно. Славным оттого, что умудрились выжить, а хреновым… Что-то слишком часто нам стала выпадать возможность расстаться с такой прекрасной штукой, как жизнь. Особенно в последние, то есть крайние, два дня.

Сын потрогал рассеченную и зашитую щеку, поморщился одной стороной лица:

— Дай и мне.

Тоже колбасит человека. Такими темпами сопьемся к чертям собачьим. Но лучшего лекарства от депрессии еще не придумали.

Нас прищучили, когда мы перетаскивали «Казанку» с привязанной к ней резиновой лодкой к толкачу, собираясь не разгружая вытащить на борт шлюпочной балкой. Сначала появились мирные жители, привлеченные устроенной в такую рань канонадой, а уже потом… Потом полтора десятка вооруженных людей устроили такое представление, что до сих пор не хочется вспоминать.

Не меньше десяти стволов палили одновременно, не давая высунуть носа из дюралевой лодки, а под их прикрытием пять человек полезли на штурм дебаркадера. И еще повезло, что первый же, выбравшийся из воды на понтон, сразу решил перебросить на берег сходни. Сработала растяжка, дав Андрею пару секунд на то, чтобы выбраться наверх. Посеченный осколками штурмовик упал вниз, в заминированный катер, и от удара приготовленный подарок выкатился на настил… Второй взрыв позволил вскарабкаться и мне. Вот тут и схлопотал заряд дроби от подобравшегося метров на двадцать стрелка. Впрочем, его радость оказалась недолгой — очередь из РПК может здорово испортить настроение, чаще всего насмерть.

— Ты как там?

— Нормально. — Я перевалился через перила, тяжело упав на гладкий бетон палубы, и, не вставая, на четвереньках, пополз из-под обстрела.

Как оказалось — вовремя. Вылетевшая из-за угла граната взорвалась там, откуда только что смылся. Хорошо еще, что мою долю осколков принял на себя набитый песком пожарный ящик. Появившемуся следом бородачу повезло меньше — на пяти метрах против «Калашникова» не пляшет никакой бронежилет. Тем более если позабыть его надеть. Или снял перед тем, как лезть в воду, — этот вроде из штурмовой пятерки. Где еще трое?

Грохот ружей с берега стал еще чаще, а пулемет, наоборот, замолчал. Высовываю голову — мать… Андрей катается по палубе в луже крови, неизвестно чьей, пытаясь увернуться от ударов здоровенного детины с пехотной лопаткой в руках. Даже отсюда видно, как поблескивают остро заточенные кромки. Н-на тебе, гнида! Мужик сползает по стене, оставляя на ней темные потеки.

— Живой?

— Да хуле мне…

Бабах! Это сработала еще одна растяжка, на этот раз наверху. Минус четыре, наверное… Но не проверять же? Где последний? Где эта скотина? Честно говоря, после увиденного в кают-компании пропали и остатки какой-либо жалости — перед нами невинных овечек нет.

Последний штурмовик так и не появился. Мы его нашли уже потом, после отбитой атаки, лежащего со сломанным позвоночником у трапа второго этажа, с тоской глядящего на густо смазанные солидолом ступеньки. Это потом, а пока…

А пока было хреново — стрелки, прикрываясь согнанными в кучу мирными жителями, подошли к самой кромке воды и лупили почти что в упор. Автоматов у них не было, хоть в этом нам повезло — скорее всего, нарезное оружие и хранилось здесь, на дебаркадере. Но если еще немного протянем, то станет совсем кисло — подойдут нехорошие ребята с крупнокалиберными пулеметами с городских стен и принесут с собой медный таз, которым и накроемся на фиг. М-да… как-то не хочется брать грех на душу. Но нужно…

Переворачиваюсь на спину и вытаскиваю последнюю гранату. Прости, господи! «Эфка» летит на берег, до которого не больше десяти метров, и падает в гуще толпы. Извините, ребята, ничего личного. Несколько коротких очередей сразу после взрыва заставили всех еще стоящих упасть на песок, и я метнулся к Андрею.

— Дай сюда! — Пулемет бьет по видимым как на ладони людям. Уже не разбираю, вооружен кто-нибудь или безоружен. — Еще магазин!

Сын толкает ко мне два автоматных рожка, смотанных между собой изолентой. Ладно еще, что это не «Семьдесят четвертый», пришлось бы хуже.