Книга Мистерии янтарного края - Георгий Георгиевич Батура

но и сочинители синоптических Евангелий писали свой текст так, чтобы как-то скрыть свое собственное непонимание (но может быть, это только «художественный прием»?). А взамен этого уже продвигать идеи, базирующиеся на ожидании иудеями прихода Мессии. Но при этом они искренне полагали, что проповедь Христа понимают. И именно по их стопам и по стопам иудея апостола Павла пошла вся христианская Церковь, свято веруя в то, что тот Рай, в котором Христос обещал быть вместе с распятым рядом разбойником (Лк. 23:43), и проповедуемое Иешуа Царство Небесное — это одно и то же.

Слова Христа о пребывании в Раю вместе с разбойником содержатся только у евангелиста Луки, а Лука, как это должно быть ясно любому объективному исследователю евангельского текста, — невероятный выдумщик. Добавим к этому, что «низшая» душа любого человека (египетское ка), достигшего на земле состояния Царства Небесного, после смерти действительно оказывается в «Раю», и только после этого, причем, после особых духовных преобразований, и уже не ка, а какая-то иная «сущность» восходит выше. Такой вывод можно сделать, если рассуждать по аналогии с духовным ростом человека в земной жизни.

И раз уж мы процитировали эпизод крещения Христа, необходимо еще раз акцентировать внимание читателя на том вопросе, который является не просто исторической ошибкой неправильного понимания текста, а «краеугольным камнем» всей проповеди Иисуса о Царстве Небесном и о нашем спасении из мира Добра и Зла. Вопрос касается природы Духа Святого, и он подробно рассмотрен мной в книге «Эдгар Аллан По. Обратная сторона Луны», о которой я уже упоминал.

И тем не менее, мы вынуждены еще раз кратко резюмировать. Читатель, наверное, обратил внимание на то, что на Иисуса сошел Дух Божий, «как голубь», то есть, как Дух мужского рода. И так — на всех европейских языках, на которых существуют переводы евангельского текста. Отсюда же проистекает и Символ веры, в котором сказано следующее:

«Верую… во единаго Господа Иисуса Христа, Сына Божия… сшедшаго с небес и воплотившагося от Духа Свята и Марии Девы, и вочеловечшася».

Символ мог появиться в таком виде только в том случае, если отцы Церкви воспринимали слово «дух» в качестве существительного мужского рода, как мы это видим, например, в языке русском. Потому что каждому взрослому человеку хорошо известно, что не может на земле ничего родиться («воплотиться») от двух женских начал, то есть без участия начала мужского. Более того, из евангельского текста известно, что Иисус родился в человеческом образе. В случае церковного Символа в качестве такого мужского начала была воспринята ипостась Духа Святого. Вопрос этот очень серьезный и достаточно сложный, поэтому стоит остановиться на нем немного подробнее.

Первый Вселенский Собор, Никейский, состоялся в 325 г. н. э., то есть спустя почти 300 лет после евангельских событий. Никто уже не воспринимал описанные в Евангелиях события, как земные и реальные. И тем более, никто не мог знать о каком-то мандейском племени, из которого вышел реальный проповедник Иешуа хрестос. К этому времени евангельские события уже успели мифологизироваться. Священное Писание христиан в виде Библии на греческом языке приняло окончательный вид. Евангелия воспринимались всеми без исключения верующими как текст, продиктованный ученикам-апостолам самим Богом, то есть такой текст, который не подлежит никаким изменениям.

На первый Вселенский Собор собралось, по разным сведениям, около трехсот епископов, среди них были египтяне, родным языком которых был коптский (самая поздняя стадия развития древнеегипетского языка), и в языке которых слово «дух» имеет мужской род. Как помнит читатель, в греческом языке «дух» это существительное среднего рода. Иудеев среди этих епископов не было, так как к этому времени Церковь уже полностью отошла от своего иудейского прошлого. Сбор собрали не от хорошей жизни, а только по той причине, что среди ведущих христианских богословов были серьезные разногласия и даже распри относительно понимания природы «Сына Божьего», и эти разногласия требовалось разрешить. В первую очередь это было необходимо императору Константину, который принял личное участие в этом Соборе. Он был активным сторонником того, чтобы в его Империи была единая религия, которая должна была сплотить народ вокруг государственной власти. То есть это был сложный период перехода Церкви, как организации, от веры к жестко зафиксированным догматам, поддерживаемым государством.

Большинство всех собравшихся на первый Собор, православные, мыслили так, что Христос — это Бог изначала. А вторая группа, ариане, считала его человеком и «творением» («тварью» по-гречески), который не был Богом изначала, а стал им только впоследствии. Их утверждение восходило к воззрениям прежних христианских апологетов, которые заимствовали в христианское богословие античное понятие Логос, — «Слово», происшедшее от Бога «в начале всех веков», которым Бог и сотворил весть мир. То есть ариане ратовали за субординацию между тремя божественными ипостасями. И только по этой причине христианские иерархи были вынуждены как-то сообща — чтобы сохранить первоначальное единство Церкви, — сформулировать особое «Правило» или «Символ», в котором бы однозначно трактовалась природа Христа.

В Церкви установилось мнение, что тот, кто поддерживает Символ, верует правильно и является 100 % христианином, а тот, кто нет, — верует неправильно и достоин порицания. После каждого такого Собора — арианского ли, православного ли (а таковых, не Вселенских, было несколько) — все те, кто не поддерживал решение того или иного Собора, предавались анафеме. Строго говоря, любой догматический подход к искреннему горению человеческого сердца превращает это сердце в остывший камень. И это не какие-то отвлеченные измышления, а духовные истины.

На этом первом Соборе и был выработан первоначальный вид Символа, но в нем еще не было слов о «рождении» Сына Бога от Духа Святого и Марии Девы. Эти слова появились уже на втором, Константинопольском Соборе (381 г.), когда спор между православными и арианами продолжился. В промежутке между этими двумя Соборами спорящие стороны собирали свои, отдельные соборы, пытаясь как-то организоваться и, при случае, повлиять на мнение императора. Этот процесс шел с разным успехом, и побеждала то одна, то другая сторона — никейцы или ариане.

Следует иметь в виду, что в этом споре никто не обращал внимания на какую-то «изначальную природу» Духа в семитских языках. Но если бы вместо слова «дух» в Писании фигурировало другое греческое слово — не пневма, а, например, псюхэ, которое переводится как «дыхание», «душа», «дух», и которое при этом является существительным женского рода, такой ошибки в Символе бы не произошло, и он был бы совершенно другим. Для собиравшихся на Соборы главным аргументом являлся канонизированный текст Писания на греческом языке, отдельные слова или фразы из которого собравшиеся пытались как-то включить в Символ