Книга Горячая работа на холодной войне - Михаил Ефимович Болтунов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В конце Андропов встал, подошел, положил руку на плечо:
— Мы вас очень уважаем и ценим, Александр Иванович.
А у меня ком к горлу. Такое не забывается».
После разговора с председателем КГБ полковник Лазаренко получил пять суток отпуска.
После возвращения в Кабул вскоре ему позвонил кадровик, генерал Андрианов. Они давно знали друг друга, были добрыми приятелями. Потому сообщение Андрианова о том, что его фамилия в проекте приказа на присвоение звания генерал-майора, воспринял скорее как шутку.
— Да ладно, Володя, какой генерал? У меня же должность полковничья.
— Полковничья, — согласился Андрианов, — но все в руках… Он замялся и добавил: — Все в руках Андропова.
Однако и вправду через несколько дней уже на проводе был сам начальник Первого главного управления КГБ. Он поздравил командира «Каскада» с присвоением ему высокого звания генерал-майор. Для вручения генеральских погон Лазаренко вновь вызывали в Москву.
«В Ясенево, в нашей штаб-квартире, — признавался сам Александр Иванович, — накрыли стол. Я из Кабула привез два больших арбуза. Генеральские погоны вручали не только мне, было еще несколько человек. Все шло как обычно: Крючков вручает, поздравляет. Новоиспеченные генералы говорят стандартные слова, благодарят партию, правительство, председателя КГБ, а я думаю: «Что же сказать, как сказать?»
Потом Крючков поздравил меня, сказал о мужестве бойцов «Каскада». Ответное слово за мной. Собрался с духом:
— Дорогие друзья! Есть старая поговорка: плох тот солдат, который не мечтает стать генералом. Но плох тот генерал, который, став генералом, перестает быть солдатом».
Зал разразился аплодисментами. Какие это были аплодисменты!
На следующий день, едва успев примерить генеральский мундир, Лазаренко вновь улетел в Афганистан. Впереди была большая работа.
В следующем году, через двадцать один месяц войны, командир «Каскада» возвратится на Родину.
Ему исполнится 60. Однако на пенсию генерала отпустят только через пять лет.
Шла война в Афганистане, и ей не видно было конца. Опыт Лазаренко по руководству оперативно-боевыми подразделениями по борьбе с современными бандформированиями оказался весьма ценным. И он делился этим опытом, передавал его молодым сотрудникам.
Однако годы брали свое. В 1986-м генерал Лазаренко ушел в отставку.
Встречались мы с Александром Ивановичем в начале 1990-х. Многое поведал он мне тогда.
— А что больше всего запомнилось из той, афганской войны? — спросил я однажды, и тут же понял нелепость своего вопроса. Почти два года напряженной оперативно-боевой работы, огромное количество событий, ну, как тут ответишь.
Но Александр Иванович воспринял мой не очень удачный вопрос вполне серьезно.
Он хмыкнул, усмехнулся:
— Не поверите, но в этом потоке дел, забот, встреч, боев запомнился один подарок. Когда я, получив генерала, возвратился в Кабул, на каком-то из «обмываний» моих лампас кто-то из «каскадеров» подарил папку, а в ней листочек.
Александр Иванович позвал жену и попросил подать ему папку. Жена безошибочно открыла шкаф и протянула тоненькую ледериновую папочку. Генерал открыл ее. Там действительно лежал единственный пожелтевший листочек.
Не надо высоких наград,
Ни к чему нам парадный мундир.
Да здравствует славный «Каскад»
И его боевой командир! —
прочел он.
Я видел, как слезы навернулись на его глазах.
Миссия в словацкое восстание
Лейтенант Иван Скрипка состоял в штате переводчиков разведотдела штаба Киевского особого военного округа и служил на разведпункте при 91-м погранотряде. Правда, послужить в Раве-Русской ему пришлось недолго. В конце апреля 1941-го прибыл, а 22 июня уже началась война.
И вот теперь они с боями отходили к Львову.
По дороге их бомбила фашистская авиация. Как-то при очередном налете по команде «воздух» колонна пограничников рассыпалась в придорожные канавы, но вместо бомб на голову стали падать листовки, газеты. Некоторые из них подобрал и лейтенант Иван Скрипка. Листовки были на русском языке и призывали сдаваться на милость новым хозяевам, а вот газеты почему-то — на немецком. Видать, не успели фашистские пропагандисты так быстро перестроиться.
Язык противника лейтенант знал неплохо и потому, убедившись, что фашистские самолеты улетели, с интересом развернул газету. На первой полосе большой снимок — избитое, в кровоподтеках, изможденное лицо советского офицера. Под снимком подпись: «Первый русский пленный офицер на Юго-Западном направлении. Захвачен во время сна, без документов». Ни фамилии, ни имени названо не было.
Иван смотрел на снимок и чувствовал, как нарастает волнение, как стучит в висках кровь и перехватывает горло. Первым русским пленным офицером оказался его друг Игорь Солоха. Они встретились на разведкурсах в Москве, потом вместе учились в Смоленске, в Киеве, жили в одной комнате, вместе зубрили страноведение, методы разведки противника и, главное, — немецкий язык.
Игорь был высок, красив, умен. Пришел он из кавалерийских частей и на пехотных офицеров смотрел немного свысока. Этакая кавалерийская то ли гордость, то ли надменность. Иван хоть и служил в стрелковом полку, но был артиллеристом — «богом войны», и потому Солоха держался с ним запросто, на равных. Когда погиб в автокатастрофе секретарь парткома курсов майор Яков Прилуцкий и партийные заботы наряду с трудной учебой легли на плечи Скрипки, Игорь помогал ему в партийных делах.
Они вместе выпустились, попали служить в один военный округ, были назначены на равнозначные должности, только Игорь Солоха оказался на разведпункте во Владимире-Волынском, а Иван — в Раве-Русской.
Скрипка ладонью разгладил газету. «Ах, Игорь, Игорь, как же так? Как это случилось? Что теперь с тобой, жив ли?» — задавал он себе безответные вопросы. Потом, через несколько месяцев, Иван встретит сослуживцев Солохи по разведпункту и узнает обстоятельства его пленения. Оказывается, в ночь с 21 на 22 июня Игорь проводил переброску агента через границу. Операция прошла успешно, а лейтенант Солоха, уставший, решил заночевать в приграничной деревне. Там его и взяли фашисты.
За четыре года войны Иван Скрипка нахлебался всякого — падал вместе с самолетом наземь, десантировался ночью