Книга Срезанная ветвь - Андрей Валерьевич Скоробогатов

награде. Вам пытались дозвониться, но телефон был всё время занят. В силу определённых обстоятельств решено перехватить вас в аэропорту.

Я попытался отмазаться, заранее понимая, что это успеха не принесёт:

— Спасибо, но обычно это планируется заранее — у меня нет с собой нормального костюма, к примеру.

— Уверен, это мелочи, всё придумаем по дороге, прошу.

Что ж, ничего не поделать, назвался героем — полезай в кузовок, то есть выходи на публику. Меня с Сидом проводили к представительскому, пусть и слегка квадратному, лимузину, затем произошла небольшая заминка — про то, что со мной будет Сид, никто не догадывался, поэтому в итоге решили вызвать ему такси и отправить заселяться в гостиницу.

Машина остановилась у серого высокого здания в стиле нео-ампир, построенному в середине века колониальной администрацией. Я уже полюбил этот стиль — массивные гранитные колонны, барельефы и прочее. Только вот на месте над входом, где когда-то висел двуглавый герб, теперь виднелась криво-замазанная краской дырка, сильно портившая картину.

На первом и втором этаже располагались муниципальные органы, и народу было прилично. Областная администрация находилась выше третьего этажа.

— Пожалуйте, вот в лифт.

Лифты я не любил, благо, ехать пришлось всего два этажа и в сопровождении сотрудников.

— Я прошу вас чуть быстрее, — сказал сопровождающий. — Пресс-конференция через двадцать минут.

Дальше — примерка гардероба и быстрое наведение марафета, во время которого состоялось знакомство с местным губернатором, то есть главой администрации автономии. Он без стука вошёл в импровизированную гримёрную, я вгляделся в лицо, пытаясь понять, что он за человек. С короткой «революционной», как тут говорили, бородкой, крепкий, лет тридцати, кавказских кровей — таковых, кстати, в Казанцеве было прилично, как-никак, центр Нового Южного Кавказа. Протянул руку ладонью вниз, небрежно пожал. Тут я понял причину лёгкой фамильярности и надменности — полное отсутствие навыка. Когда у человека во власти есть какой-то недостаток — в ход часто идёт харизма и напускное высокомерие.

— Так-так, вот он, значит, герой. Речь подготовил?

— Нет. Буду импровизировать, — признался я. — Простите, мне стыдно, но я не помню…

— Оганес Саркисович, — догадался глава администрации. — Простительно, негражданин. Турист, так сказать. Мне, кстати, так и не сказали, за что сослали?

— Клановые разборки, скажем так, — не стал я мудрствовать лукаво.

— Лаконично. Ох уж эти дворянские сословия. Мы тут все практически из контрактного. Никакой подобной клановости не допустим! Вы, кстати, как, поддерживаете достижения социалистической революции?

— Вполне, — кивнул я, хотя о каких конкретно достижениях имел в виду он, и какие достижения были у Антарктического союза вообще — было не вполне ясно.

А дальше был выход в зал, не особо просторный, на человек двести максимум. И тут на входе меня слегка переклинило — где-то в затылке заныло прямо-таки чудовищное чувство дежа вю. Я не сразу вспомнил, откуда оно.

По очень похожему залу к трибунам шёл я, вернее, мой реципиент всего за несколько минут до того, как его сознание впало в безумие и навсегда заменилось моим. От этого холодок пробежал по спине, похолодели ладони — чувство было настолько неожиданным, что кадры от того прохода по залу снова пробежали перед глазами. Игорь Антуанеску, Евгений Анадырёв, Микув Сотрин, ещё пара человек из группы — они как будто бы сидели на месте репортёров и приглашённых родственников награждаемых.

«Единороги», какое же тупое название, явно придумал его скупой на фантазию человек. Но вот кем они стали после того, как на них вышли ренегаты-абиссинцы — не мог сказать никто. Мне подумалось, что среди них тогда сидел кто-то ещё. Обязательно должен был сидеть кто-то ещё, кто-то взрослый, зрелый, высокосенсетивный, настоящий главарь банды, которому были небезразличны знания из того проклятого блокнота и обладание «лозой» — Анукой.

Интересно, о чём думал Эльдар Циммер, когда смотрел на них, идя на символическую плаху для своего рассудка? Наверное, желал мести. Желал расквитаться с ними, хотя тогда они были всего лишь обычной студенческой бандой, не особенно продвинутой.

Я пришёл на помощь своему двойнику. И почти исполнил его мечту — Микува больше нет, его убил Коскинен, а Евгений покинул клан и теперь почти на моей стороне. Остался только Игорь, и я не сомневался, что он всё ещё жаждет мести и отомщения. Ну, и вероятный истинный главарь банды — если таковой имеется.

Наваждение вскоре ушло. Меня усадили в первый ряд, пощёлкали камерами, вскоре вышел глава администрации, произнёс короткую речь по поводу случившегося захвата заложников. Я слушал вполуха, пытаясь сформулировать ответ: «Беспрецендентый случай», «огромная угроза для безопасности», «самоотверженность» и так далее. Минута молчания по погибшим гражданским, и затем началось награждение.

Сперва глава администрации нацепил медаль на грудь главе местного МВД, который руководил — мягко скажем, весьма условно — полевым лагерем при атаке. Затем выписали медаль Строганову-Кириенко, медаль принял и пообещал передать его представитель, один из тех ЧВК-шников, что реально участвовали в штурме. Затем ведущий церемонии провозгласил:

— К награждению приглашается Эльдар Матвеевич Циммер, подданный Российской Федеративной Империи, подпоручик Курьерской службы. Во время захвата заложников юноша проявил доблесть и самоотверженность, при помощи навыка выбросив залетевшую в укрепления сотрудников внутренних дел гранату, спасая несколько человеческих жизней, а также оказал помощь при эвакуации раненых.

Путь на сцену по ступеням под вспышки камер — снова дежа вю, я неожиданно ощутил что-то предательски-напоминающее дрожь в коленках. Неужели боязнь толпы? Или какая-то специфическая боязнь сцены?

— Спасибо, — немного пересушенным голосом сказал я. — Уверен, что на моём месте каждый поступил точно также. Независимо от того, подданными какой страны мы являемся, какой общественный строй в нашей стране — мы с вами говорим на одном языке. Языке мира и порядка. Мне очень дорог… этот мир и порядок, и очень не хотелось бы, чтобы кто-то его разрушил в угоду каким-то догмам и убеждениям. Благодарю вас.

В зале я заметил улыбки — вполне ожидаемо, потому что фраза про «язык мира и порядка» звучала весьма вычурно и искусственно, да и «догмы» были совсем не кстати. Но затем раздались дежурные аплодисменты, снова вспышки камер, я снова уселся в зале и подумал над сказанном. Нет, конечно, на самом деле это был не экспромт. Каждое слов я взвесил и обдумал. Через репортёров я подал вполне чёткий знак апологетам теории «антихриста» — нет, я не такой, меня не стоит боятся, а все ваши догмы — полная чепуха.

Была лёгкая надежда, что они это услышат, поймут и наконец-то отстанут от меня. И тогда из двух оставшихся основных противников — «Единорогов» и приятелей из Бункера — останутся только последние.

После мероприятия меня снова поймал глава администрации и ещё один гражданин в форме незнакомого мне рода войск.

— Эльдар Матвеевич — ещё на пару вопросов, — сказал глава администрации и прихватил меня за локоть.

— На пару допросов? — немного мрачно пошутил я, но шутку не оценили.

Мы свернули в коридор и зашли в какой-то абсолютно случайный кабинет — кого-то из службы картографии, судя по обилию карт на стенах.

— Майор службы разведки и безопасности Антарктического Союза Иванов Иван Иванович, — представился мужчина.

Он был слабеньким, но сенсом, и в момент рукопожатия он явно попытался постучаться в моё сознание, но я не пустил — представил черепную коробку пустой.

— Первый вопрос, не буду таить — всё-таки, каковы ваши цели пребывания здесь? У нас есть догадки, что вы как-то завязаны со спецслужбами Империи, это так? Знаем, что подпоручики особого отдела Курьерской службы очень часто являются агентами. А уж с вашими-то навыками.

— Мне представлялось, что наши спецслужбы дружат, товарищ майор. Да, некоторые из моих коллег являются, и не скрою, что сам бы хотел продолжить карьеру там. Но никаких задач по слежению не было. Меня отправили сюда, потому что Антарктический Барьер препятствует бесконтрольной телепортации, а значит снижен риск моей гибели.

— Гибели? — хмыкнул Иван Иванович. — В смысле?

— Я представитель весьма специфического имущества, скажем так, полученного в наследство. Есть определённые круги внутри Империи, и, возможно, за её пределами, которые за ним охотятся. К тому же, кто-то пустил слух у сектантов, что я что-то вроде тёмного мессии, и поэтому мой арендованный дом в Акулаевске взорвали.

— Поэтому ты так не хотел шума и от репортёров бегал, — оскалился Оганес Саркисович. — Ясно, ясно…

— Что