Книга Отче наш - Владимир Федорович Рублев

тройке вошедших парней. Один из них небрежно посасывает трубочку замысловатой формы. И девчата стремительно переключаются на него.

— Курение оставьте, пожалуйста, за порогом. Почитайте плакат. А потом зайдите в нашу «курилку», вот — третья дверь…

Василий смеется.

— Я тоже недавно побывал в той «курилке». Вхожу, папиросу разминаю… Что за черт! Прямо на меня со стены уставилась этакая противная рожа с папиросой в зубах. А на папиросе — шкала, и цифры огоньками горят: вот сколько яда вдыхает курящий человек за день и прочие подсчеты. А дальше — медицинские плакаты о курильщиках. И брошюрки разные на столах. Ребята ходят и листают их. Обернулся я, чтобы выйти, над входом прямо в глаза бросилось: «Если тебе комсомолец имя — умей руководить привычками своими! Бросай курить, товарищ!» Я повертел папиросу, скомкал и потихоньку в карман…

Увидев в коридоре Никонова, Вера устремилась к нему.

— Ну, готовься к бою, — кивает ей Василий. — Я поддержу.

К их удивлению, секретарь горкома комсомола охотно согласился, чтобы секция атеистов «Ориона» избрала своим штабом поселок рудоремонтного завода.

— Разумное предложение как не принять! — говорит Никонов. — И правильно сделали, что подсказали нам. Значит решено… В среду секция атеистов едет к вам. Подыскивать комнатушку для безбожников — это уж ваша забота, Василий! Здесь оставим двух-трех толковых ребят, пусть занимаются пополнением секции… Идет?

Этой конкретной решительностью Никонов окончательно завоевывает симпатии Веры. «Не случайно, — думает она, — второй срок подряд избирают этого человека своим вожаком комсомольцы города».

— Кстати, — внимательно поглядывает на Вяхирева Никонов, — что там у вас на озере произошло?

— Мальчик утонул, — отвечает за Василия Вера.

— Да, но говорят, что не утонул, а утопил его парень с шахты. Хулиганил на озере. Узнай и выясни, что и как, — наказывает Никонов Вяхиреву. — Понимаешь, нехорошо получается… А я завтра с уголовным розыском свяжусь. Ну, мне к космонавтам надо, на Венеру полетим, посмотрим, что нас на этой прекрасной планете ждет.

На улицу выходят молча. Вера вздыхает и как-то странно задумчиво смотрит на Василия.

— Да… Люблю энергичных людей.

Василий сбивается с шага, смущенно дергает плечами и машинально шарит рукой в кармане пачку «Беломора». Потом вдруг останавливается.

— Не забывай, что именинник может остаться без подарка, — напоминает ему Вера. — Магазины скоро на перерыв закроют. Пошли.

Он вздыхает и молча шагает рядом, держа в полусогнутой руке измятую папиросу.

— Слушай, а этот Никонов тебе серьезно нравится?

— Нравится, — не сразу отвечает Вера.

— Да и мне тоже… Хороший человек…

Вера поглядывает на часы и вдруг вспоминает, что сегодня на три у нее назначена лекция в поселке. Лектор, конечно, приедет из «Ориона», но ведь надо женщин собрать! Сейчас около двух часов.

— Слушай, Вася, — торопливо говорит Вера. — Как же нам быть? Мне сейчас в поселок надо, о лекции-то я совсем забыла.

Василий недовольно морщится, но и он понимает, что срывать лекцию Вера не имеет права.

— Давай так, — предлагает Вера. — Ты пройди сейчас по магазинам, присмотри подарок, а я часам к четырем вернусь, встретишь меня на автобусной остановке.

Что ж, он согласен. Тем более, что надо побывать и дома, может, помощь его потребуется матери. Дни рождения членов семьи Вяхиревы в последние годы проводили с широким размахом, гостей собиралось обычно много, и подготовка к вечерам утомляла.

А Вера поехала в поселок. На Приозерной улице она сразу же прошла к Татьяне Ивановне. Та встретила девушку у палисадника дома и тотчас же доложила, что свою «команду» отправила к соседям. К детям Татьяны Ивановны присоединились их сверстники, и вся эта «голоногая армия» с криком устремилась по дворам, довольная тети Таниным поручением.

— Была я утром у Валентины, — сообщает Татьяна Ивановна Вере, — не хочет она нам помогать. Константин, муж-то ее, как узнал, в чем дело, накричал даже на нее, а Валентина только отмалчивается.

— А если… мне пойти?

— А что — сходи! Я пока к соседкам обегаю, кто поближе, да и лектора встречу.

Странно, но Вере больше пришлось разговаривать не с Валентиной, а с мужем ее, Костей Пискуновым. Совершенно неожиданно оказалось, что он знаком ей по шахте. Оно и понятно: Костя числится среди передовых горняков. Да и на общих собраниях он никогда не отмалчивается, его решительность и энергию хвалил не однажды начальник участка.

— В гости к нам? — радушно поднялся со стула Константин, едва Вера вошла в дом. — Слышал, слышал об этих беседах. — И коротко рубанул рукой, посмотрев в сторону Валентины: — Надо такие беседы! Мы-то на шахте и на собрания, и на занятия политучебы ходим, а они, — кивнул он на жену, — толком-то даже не знают, что в мире делается. Ну, собирайся, Валюха! Я, пожалуй, тоже послушаю пойду. День-то выходной, делать все равно нечего.

«Какой молодец!» — радостно екнуло сердце Веры, и она дружелюбно сказала:

— С бригадирством поздравить вас, Константин…

— Ефимыч, — с улыбкой подсказывает Константин. — Уже обмыли всей бригадой это событие. А за поздравление — спасибо! Давай, давай, Валюха, живо, народ ждать тебя не будет.

— Серьезно, Валя, что вам сидеть дома? — смотрит на хмурую женщину Вера. — Для вас же лекторы стараются, из города приезжают, а, думаете, приятно, когда их слушают не больше десятка человек? Ведь к каждой лекции надо уйму книг перечитать, разыскать те материалы, которые нужны, в газетах не за один год порыться. Знаете, сколько заботы?

Валентина криво усмехается, пожав плечами:

— У каждого забот-то много…

— Вот и уважать надо чужие-то заботы, — резко говорит Константин. — Для вас же стараются, беспокоятся, а вы… — он оборачивается к Вере: — Я тут у нее иконы на чердак вытащил, так она дуется за это который уже день…

— Иконы? — Вера только сейчас замечает, что божница пуста. — Вообще-то… Лучше было бы, если бы Валя сама убрала их. Дело это такое, что… Сама понять она должна, что ни к чему ей эти деревяшки…

И вдруг поймала любопытный, заинтересованный взгляд Валентины — лишь на какой-то короткий момент, на мгновение.

— Кхм… — крякнул Константин, удивленно посматривая на Веру, но тут же решительно махнул рукой: — А-а! Сама-то еще когда додумается. А меня нечего позорить. Терпел, терпел, да лопнуло терпение… Ну, ладно, идемте, что ли?

Вера смотрит на Валентину.

— Пойдем, Валя, да?

Та бросает быстрый взгляд на мужа и неожиданно грустно улыбается:

— Ладно уж, идемте, — и, вздохнув, без злости грозит Косте: — А с тобой-то я еще поговорю. Вишь, как надо-то? — кивает она на Веру. — А ты — хрясь! — и на чердак их…

— Ну, ну… — машет тот рукой. — Туда им и дорога. А говорить-то с тобой надо, а не со мной.

На улице Валентина держится рядом