Книга Повешенный - Алексей Викторович Вязовский

делу.

— Пусть обождет. Как освобожусь — приду.

Анфиса поклонилась отцу и быстро прикрыла за собой дверь. Но Василий Николаевич все равно успел заметить, что глаза у дочери красные, заплаканные. Опять по утру в подушку ревела, дурища бестолковая!

Вот еще одна головная боль… Девка на выданье, он и с женихом уже сговорился, а Анфиска уперлась — коза такая. Пришлось розгами ей напомнить, кто в этом доме хозяин, и как дочь должна чтить отца своего. Да, жених старый. Да, схоронил до нее двух жен. И что с того⁈ Василий Николаевич и сам был дважды женат. И пусть разменял он уже полвека, но сил в нем еще о-го-го! И подкову руками согнуть может, и девки сенные от него по утрам еле живые выползают. Бахметьевы — одни из самых сильных одаренных родов в Северном клане, потому как их умные предки первыми начали вживлять звезды своим детям.

Зато жених Анфискин богат и главное — бездетен. Родит она ему наследника, а там глядишь, бог и приберет старого мужа, которому уже хорошо за шестьдесят. Звезда у Зубова тусклая, родар — даже смешно сказать какой…. Ну что это — угадывание погоды? Смешная нелепица! Хотя для земледелия вещь в принципе очень даже полезная.

А и не родит дочка — продолжал размышлять помещик — тоже невелика беда. Близких родственников у Зубова нет, и никто не посмеет обидеть вдову, за которой стоят Бахметьевы. Так что дочь — вдова снова в семью свою вернется, а с ней и обширные земли ее покойного мужа. И пять сотен его крепостных тоже в хозяйстве не помешают. Деревеньки там неплохие, да и господская усадьба справная. Опять же лесопилка, пасеки с медом…

Василий Николаевич встал с кресла, потянулся, расправляя плечи, и не спеша подошел к окну. Понаблюдал за дворовыми, суетящимися у парадного крыльца. Мощеный двор перед домом был чисто выметен, дорожки парка расчищены после снега, выпавшего ночью, а сам снег свезен в дальний овраг. За малейший непорядок управляющий дворню сек нещадно, зато и усадьба Бахметьевых была всем на загляденье — самых высоких гостей принять не стыдно. Оно и понятно. Столица рядом — один день пути всего!

Как дворяне из Северного клана на охоту соберутся, куда они едут? К Бахметьеву! Потому что знают: и охотничьи угодья у него самые лучшие, и дичи там полно, и хозяин гостеприимный. Балы да танцульки — это не про него. Там одни бабьи ужимки, похвальба тряпками и пустые сплетни! Тоска зеленая, да лишние расходы на музыкантов из города, еще и изжога потом от модного шампанского по утру.

А вот собраться чисто мужским обществом, без жен и дочерей — это уже совсем другое дело. Тогда сюда съезжались даже те, кто к охоте сроду склонности не имел. Для таких гостей у него тоже развлечения находились: и бильярдная была, и курительная комната, и небольшая гостиная с ломберными столами, где можно было сыграть в карты в свое удовольствие, без стоящей над душой опостылевшей супруги. Ну, и обширная коллекция вин, да наливок в подвале тоже в полном распоряжении дорогих гостей.

А для охотников до женского пола у него было отдельное «угощение». Василий Николаевич сам ездил по деревням и отбирал самых красивых девушек. Сам же потом их и «обучал» постельным премудростям, чтобы не опозорились перед гостями. Но для особо важных господ с «изысканными» вкусами у него были припасены совсем молоденькие девчонки — «невинные ангелочки». Таких гостей он сразу селил в роскошно обставленном флигеле, подальше от чужих глаз. Эти господа любят уединение, чтобы никому и в голову не пришло, какими непотребствами занимаются почтенные отцы семейств и самые уважаемые столпы общества. Он даже специальную комнату обустроил в тихом подвале для их изысканных удовольствий, а что не каждая соплюшка такое переживет, так бабы еще нарожают.

Бахметьев вдруг подумал, что до весенней распутицы, пожалуй, вполне можно будет успеть еще разок собраться «в узком кругу». Новости из столицы приходят тревожные, пора клану их обсудить за закрытыми дверями. Ну, и заодно отдохнуть хорошенько от трудов праведных. Значит, пора проехаться по деревням, посмотреть на подросших девок и еще разок отобрать тех, что отвечают высоким запросам гостей. А пока спуститься в гостиную и узнать, что нужно этому прохвосту Онуфрию. По пустякам он бы не посмел его побеспокоить…

* * *

— Анисим, все сделал, как я велела?

— Все, голубушка! Нарочно на исповеди громко возмущался, чтобы меня диакон услышал. Да, ты не переживай, милая — он завсегда подслушивает там. И Прошка мой потом видел, как он в усадьбу помчался, барину докладывать.

Василиса задумчиво покрутила прядь волос, посмотрела на реку. Лед на речке потрескивал, вот-вот вскроется. Шла новая оттепель, а за ней и весна. Анисим — здоровый, лохматый мужик в заячьем тулупе — потыкал посохом речку. Сразу же нашел полынью у берега.

— Эх, на рыбалочку бы сходить подленую последний разок. Да страшно. Провалиться можно

— Да кого ты сейчас поймаешь-то?

— И щука клюет и окунь!

— Не о том думаешь, Анисим! — притопнула сапожком Василиса — Повторю, ежели забыл. Главное — не забудь погроме причитать и всхлипывать, когда подручные барина за тебя возьмутся. Изувер этот должен поверить, что ты, Анисим, не по своей воле предаешь меня и поведешь их к капищу, понял?

— Я-то понял, но как же ты, Василисушка? Бахметьев же хуже зверя лютого! У него же горящая рука! Как вдарит пламенем мажеским, так человека убить может.

— За меня даже не беспокойся. Богиня Мара этого зверя давно уже заждалась и ошейник из черного камня для него приготовила.

— Того самого? Инквизиторского?

— Того самого — хищно улыбнулась Василиса — Твое дело — довести барина с его подручными до моей избушки, и самому побыстрее оттуда уйти. А в деревне всем скажешь, что хозяин тебя прогнал, и ты не посмел его ослушаться. Они, мол и по своим следам легко с болот выйдут.

— Тревожно мне за тебя, голубушка… — покачал седой головой мужик — Я-то что, моя жизнь и полушки ломаной не стоит. А вот без тебя нам всем лихо будет.

— Мокошь-заступница не даст меня в обиду. А вы хоть вздохнете при новом барине. Главное — ни одной живой душе никогда не говори о нашем уговоре. Бить будут, жечь огнем, ноздри рвать — стой упрямо на своем: знать ничего не знаю! И помни, что для детей своих стараешься и внуков. Иначе и они все будут жить скотами бессловесными при нынешнем барине-звере…

* * *

— Тихон, седлай коней! И поспеши. Кажется, добыча сама нам в руки идет!

Бахметьев ворвался в караульную возбужденный, в коротком полушубке нараспашку, с азартным блеском в глазах. Казалось, он даже помолодел в предчувствии предстоящей охоты. И гридни, словно заражаясь его азартом, повскакали из-за стола, побросав недоеденное.

— Сейчас будет в лучшем виде, барин! Куда хоть едем?

— В Михайловку. Ведьма там объявилась! Все кончилось мое терпение, возьмем ее нечестно и к инквизиторам потащим. А заодно и смотрины в деревне проведем.

Его подручные понимающе переглянулись и оскалились многообещающими улыбками. На эту стерву у всех был зуб. Степану она летом отказалась лечить сломанную руку, над Прохором зло посмеялась, когда он, краснея, пришел к ней со срамной болезнью, а Мишке эта гордячка прилюдно влепила пощечину, когда он попробовал подкатить к ней на прошлогодней ярмарке. Ну, сказал ей пару скабрезных комплиментов, так чего сразу бить-то по морде? Еще и грязной хозяйской псиной при его городских приятелях обозвала. Теперь за все заплатит…!

Через десять минут небольшой отряд уже мчался по проселочной дороге в сторону дальнего села. Распутица еще не добралась сюда, зимник был хорошо наезжен крестьянскими санями, и всадники неслись во весь опор, наперегонки с ветром.

— Ваша милость, лошадей так загоним! — крикнул на скаку Степан

— Не твоя печаль. Главное, не упустить гадину. Выберется на Волховский тракт — и поминай, как звали!

…В Михайловку всадники влетели часа в два пополудни. Проскакали через всю деревню и безошибочно остановились у избы местного бондаря Анисима. Пока барин, слезал с коня и разминал затекшие ноги, Мишка с Прохором уже вломились в избу и, заломив за спину руки, выволокли оттуда перепуганного мужика. Бросили его перед хозяином полураздетого и босого на сырой снег, Степан придавил ему спину сапогом, не давая подняться.

— Лекарка где? — спросил Бахметьев, брезгливо приподняв