Книга Великий переход. Американо-советские отношения и конец Холодной войны - Raymond L. Garthoff

и их стремления к сдерживанию и, по крайней мере, периодически, к конфронтации. Серьезная ситуация в Польше в 1981-82 годах представляла собой особую проблему, но такую, которую польский лидер генерал Войцех Ярузельский в конце концов взял под контроль, не потребовав прямого вмешательства Советского Союза. В других местах Советский Союз очень осторожно и спокойно отреагировал на израильское вторжение и оккупацию южного Ливана и столкновения с сирийскими войсками. В Центральной Америке, несмотря на американские обвинения, советская роль была незначительной и опять-таки осторожной. Действительно, начиная с 1980 года, не было никаких советских инициатив по оказанию помощи своим друзьям в странах третьего мира. Одного Афганистана было более чем достаточно. А Куба и Вьетнам были более чем достаточным источником оттока экономических ресурсов. Никарагуа призывали проявить благоразумие и восстановить отношения с Соединенными Штатами. Кубе, которой Соединенные Штаты смутно угрожали, было предоставлено значительное вооружение, чтобы помочь сдержать американское нападение и успокоить кубинцев, но она не получила гарантий более чем моральной поддержки со стороны Советского Союза в случае кризиса. Советско-американское взаимодействие по всему миру будет рассмотрено позже; на данный момент важно то, что Советский Союз не предпринял никаких новых инициатив, вовлекая себя в дальнейшие действия, хотя и не отказался от ранее принятых обязательств.

Ожидая положительного ответа Америки по вопросам стратегической безопасности, будучи начеку против возможных враждебных действий Америки и избегая новых вовлечений в мировые дела, советские лидеры были все больше заняты кризисом в Польше, решением внутренних экономических (и связанных с ними) проблем.

 

Конец эпохи Брежнева

 

Здоровье Брежнева пошатнулось с 1975 года, а после смерти Алексея Николаевича Косыгина и Михаила Алексеевича Суслова (в декабре 1980 года и январе 1982 года соответственно) перестановки в руководстве стали все больше привлекать внимание советских лидеров. Ключевым событием стало преемничество Ю.В. Андропова на посту секретаря партии после Суслова в мае 1982 года. По всем признакам, Андропов, министр иностранных дел Андрей А. Громыко и министр обороны Дмитрий Ф. Устинов, долгое время составлявшие группу "национальной безопасности" в Политбюро, образовали клику, которая влияла как на политику, так и на последующий выбор Андропова в качестве преемника Брежнева. Переход Андропова с поста председателя Комитета государственной безопасности (КГБ) обратно в партийный аппарат, а также в Секретариат ЦК и Политбюро позиционировал его как претендента на преемничество Брежнева. Фаворит самого Брежнева, Константин У. Черненко, был относительно недавним членом Политбюро (кандидат в члены в 1977 году и полноправный член в 1978 году), и его главной квалификацией были многие годы работы в качестве верного помощника Брежнева. В 1982 году бывший старший секретарь партии после смерти Суслова, Андрей Петрович Кириленко, которого долгое время считали вероятным преемником Брежнева, сохранял свою власть, пока не был выведен из состава Политбюро накануне смерти Брежнева.

В 1982 году в советской политике многое находилось под поверхностью, включая развивающуюся антикоррупционную кампанию, направленную против друзей семьи Брежнева. Но эти аспекты политической интриги, хотя и интересны, но отвлекают от политических вопросов, имеющих отношение к развитию советской политики в отношении Соединенных Штатов.

Самые острые вопросы были связаны с экономикой. Пленум ЦК в мае 1982 года был посвящен проблемам управления экономикой и повышения производительности труда, особенно в сфере производства продовольствия и агрокультуры. Но экономические вопросы были также тесно связаны, по крайней мере, с четырьмя основными проблемами внешней политики и национальной безопасности.

Двадцать шестой съезд партии заявил, что в мировой политике сейчас существуют две противоборствующие линии, и подтвердил политику, направленную на разрядку. Но съезд не предложил ни программы, ни даже прогноза того, как будут развиваться советские отношения с Западом. Политические и экономические отношения с Западом, прежде всего торговые, но косвенно и многое другое, не могли определяться односторонним решением Советского Союза. А после того, как в конце 1981 года после введения военного положения в Польше американцы прибегли к экономическим санкциям, неопределенность, вызванная ранее экономическими санкциями, введенными администрацией Картера после Афганистана, усилилась, и автаркические тенденции вновь активизировались.

Вторая внешнеполитическая проблема, имеющая экономические и политические аспекты, была связана с советским участием в странах третьего мира. Ни у кого в советском руководстве после 1979 года не было соблазна искать новые внешние связи. Но обязательства, унаследованные от прежних времен, сохранялись и требовали больших экономических затрат: Куба, Вьетнам и Афганистан были наиболее дорогостоящими, но наименее восприимчивыми к советскому вмешательству. Однако в первой половине 1980-х годов появились признаки дебатов о сохранении или сокращении экономической (и связанной с ней политической) поддержки других стран третьего мира, особенно Африки и Ближнего Востока.

Третья и четвертая области были связанными сторонами одной медали безопасности: военные расходы и возможные ограничения военных расходов в результате ограничения контроля над вооружениями. Переговоры по двусторонним ограничениям вооружений и сокращениям, которые устранили бы необходимость в некоторых односторонних программах, использующих экономические ресурсы, были лишь отчасти вопросом советского выбора. Решение в равной степени зависело от того, были ли Соединенные Штаты готовы к переговорам и согласию по ограничению вооружений. За этим вопросом вырисовывался более широкий вопрос о том, создают ли растущие американские военные программы угрозу для Советского Союза, требующую увеличения советских военных программ. Этот комплекс вопросов - воспринимаемая растущая американская военная угроза, дефицит экономических ресурсов и сомнительные перспективы контроля над вооружениями - стал центральным вопросом советской политики в течение следующих нескольких лет.

Внятные сторонники в советском военном истеблишменте, прежде всего маршал Николай Огарков, старший заместитель министра обороны Дмитрия Ф. Устинова и начальник Генерального штаба, представили убедительные аргументы в пользу увеличения инвестиций в советское военное ведомство. После того, как в 1980 году администрация Картера инициировала значительный подъем американских военных расходов и Договор SALT II был отложен в сторону, а также перед вступлением администрации Рейгана в должность, советский военный совет был вынужден приступить к выполнению своих обязанностей. Огарков начал утверждать, что Советский Союз не только должен делать больше для ответа на конкретные американские вызовы, но и что конечной целью империалистической политики является "изменение соотношения сил в пользу империализма" путем приобретения "подавляющего военного превосходства "54 ."Через несколько месяцев после прихода к власти администрации Рейгана, подтвердившей свое намерение наращивать американскую военную мощь, но до объявления долгосрочной программы или стратегической доктрины, Огарков подчеркнул необходимость срочной подготовки к мобилизации страны в военное время. Он подчеркнул прямую военную угрозу, представляемую империалистической армией. Он подчеркивал прямую военную угрозу, исходящую от наращивания американцами потенциала для нанесения первого удара, в то время как другие советские представители в большинстве своем рассматривали американские намерения как наращивание военной мощи для